РЕИНКАРНАЦИЯ

Пеплом!

Чтобы в прах — все неудачи, все обиды, ненависть, придуманные долги и несбывшиеся надежды.

Болью умыться — и тогда, уже очищенным, — с чистого листа, все заново.. восстать, воскреснуть...

От окончания прежнего цикла к началу нового — как уже много раз —

НУЖНО!..

Больно. Страшно. Невыносимо... — Да! Но так лучше...

И — ух ты! — заполыхало, заискрилось...

Думал, что Феникс.

А оказался лишь человеком с канистрой бензина.

И спичками.

ГИГАНТЫ

Странное это место — экваториальная полоса планеты Край в системе Альтаир.

Обитатели ее — Гиганты — огромны и могучи, и похожи на деревья, потому что вросли в планету гигантскими шершавыми корнями. Корни эти тянутся от рук и от ног, от спин и от шей — тонкими и толстыми жгутами и лентами: жилами и пуповинами связаны Гиганты с лоном своим.

Тяжело двоим: тянутся изо всех сил, — трещат от натуги корни, вспухают вены, лопаются от напряжения мышцы и сухожилия... Когда же удается коснуться друг друга, то лишь на мгновение — которое часто оказывается вечностью, — с тем, чтобы через миг уже, устав от вечной борьбы, сдаться и опуститься обессиленными...

И снова затем тянуться изо всех сил...

ПРИВЫЧКА

Даже в вакууме, где нет ветра, запаха, начальства, лотерей и обиженных возгласов: ты меня не любишь?! — даже вдалеке от всего этого, Компас безошибочно определяет противоположные полюса и находит свое место.

Привычка, наверное?

АЛХИМИК

Я варю-варю-варю в кипящих котлах чудесные снадобья, вспениваю взвеси, перемешиваю, тихо побрякиваю палочками в колбочках. В моей лаборатории множество камней, не только философский камень, есть и теософский — каждый для своего. Бесчисленные рубины и изумруды необыкновенной огранки — разделяющие и складывающие, вычитающие и умножающие компоненты солнечного света. В пробирках готовятся зелья радости, улыбки, смеха, теплоты, дружбы, чистой печали и мудрого одиночества. Не для себя делаю — людям раздаю. Надо тебе хохота пригоршню — на-те пожалуйста, полкило надежды, или пуд ловкости. Многим угожу, хотя иные не солоно хлебавши уйдут. Вот уже пятнадцать лет не варю темных зелий: ни страхов, ни обид, ни ссор не преумножу.

Все это бережно готовит по моим рецептам и тщательно просушивает, раскладывает моя супруга Го. Горгона. Не описать мне, как прелестна она в минуты радости, как светла ее улыбка и переливчат смех, как струятся по обнаженным плечам ее зеленые волосы, как шепчут, как оттеняют, как звучит ее голос, полный нежности и заботы. Да, Го может быть грозна и ужасна в минуты гнева, когда глаза ее сверкают и наливаются кровью, и кажется, будто слепа она, когда змеи ее волос вьются кольцами, извиваются в косматое облако, шипят и дребежжат погремушками. Да, Го может напугать. Особенно незнакомого человека. А ненароком и убить наглеца или обратить в камень и пепел. Но рядом со мной она тиха и приветлива, и сияют ее золотые глаза только любовью и лаской. Поглядите только, как любовно перекладывает она коренья и снадобья — всем баночкам и ступкам у нее счет. Вот напевает она негромко, разводя огонь в камине и развешивая охапки трав. Милая и чудесная дева. Вот уже пятнадцать лет Го со мной. Вот уже пятнадцать лет я оберегаю весь мир и саму ее от гнева Горгоньего.

Го собрала картонную коробку и сложила туда настоев добрых: радости и помощи, дружбы и взаимопонимания, и прочих немало. Любит она возиться в лаборатории. А сейчас готовит посылку для сестры своей Пэн. Пятнадцать лет назад Пандора рассыпала свой ящик и теперь печальна, потому что никак не соберет всю ту всячину, что порастеряла тогда. Го собирает посылку для сестры: складывает мази да эликсиры в картонную коробку. Завтра отнесет на почту, и ценной бандеролью на другой конец света. Не забывает сестру, любит.

Не готовлю я темных снадобий. И любовного не готовлю. Один раз это было всего. Я тогда повстречал Го мою милую. Полюбила она меня, и видел я, что счастлива и светла стала. Песни пела и очаг берегла. Посмотрел в глаза золотые, да заколдовал зелье. Любовное. Приворотное. Беспощадное. Безысходное. Заколдовал, чтобы и мне полюбить ее пуще всего на свете, пуще жизни самой. Любовное зелье каждый сам варить должен. А для других варить — большое это зло. Заварил зелье и выпил. Люблю я ее. Го мою. Пуще всего на свете!

Клубника

На мою долю остались две клубничные ягоды первого урожая. Я люблю клубнику. Очень люблю. И апельсин у меня. Душистый. Прохладный.

Сидел на кухне и думал о смерти. Своей и близких. Если забыть о рае и вечной жизни, получается, что вся наша жизнь — в тени конца. Умрет первый близкий человек. Вот он ушел, и стало очень плохо и пусто. Постареет и умрет второй близкий человек. Он постарел и умер. Все. Постарею и умру я. Следом за ними, нет и меня уже. Ни отвратить, ни остановить, ни замедлить грядущего. Как упереться лбом в скалу — не сдвинешь. Только шея заболит. И тогда хлопоты — на спину первого близкого, и печали — на чело второго. Умереть бы прежде них, да еще страшнее за доброе сердце первого близкого и чуткую душу — второго. Думы мои — думы тощие.. нищие..

Сижу я, уставился в темноту. На челе моем печаль, выдумал себе грядущее: первый близкий ушел, хотел пожить, и я хотел того же. И второго близкого не стало, а без него жизнь не мила, увядшая, неузнаваемая. Отчего я есть еще? Руки мои — руки бессильные, мысли мои — мысли бесполезные. Слезы мои — слез их не стоят. Душа моя — душ их коснуться пытается, вечным мгновенное сделать.

Отдам клубнику первому близкому человеку и другую клубнику — второму дорогому. Пораздаю апельсин близким людям. По дольке. Удивятся, отчего просоленные. Улыбнусь, заплачу, не отвечу. Обниму крепко.

********************************************

Некоторые из них были опубликованы в региональном (Ивановская обл.) выпуске газеты "Мансарда" за 2008 год.

Остальные миниатюры лежат на Самиздате здесь