облако тэгов
После рассказа о клопах можно поговорить и о серьезном.
Едва ли кто станет спорить с тем, что чем реалистичнее написано фантастическое произведение, тем лучше. Это касается и придающих убедительность тексту подробностей, и верности психологических характеристик персонажей. О психологии-то мне и хочется воскликнуть.
Понятно, что в развлекательном жанре на первом плане чаще всего находятся лихие повороты сюжета, а в фантастике – еще и оригинальные авторские придумки. Героям же порой отведена незавидная участь – драться, убегать, догонять, в лучшем случае – исследовать и спасать, но и только. Быстро пробежал и метко выстрелил – вот и хорошо. А если еще и загадку какую ухитрился разгадать – совсем молодец.
Среднестатистическая картина довольно уныла: с точки зрения человековедения, персонажи большинства фантастических книг малоинтересны, хотя именно в экстремальных условиях любопытней всего наблюдать, как проявляются человеческие характеры.
Но, скажем так, не каждого автора эти проблемы занимают, да и не всякий читатель, ищущий развлечения, способен эту психологию воспринять.
Однако поговорим о лучших.
Для начала – об авторах. О Джеймсе Типтри-младшем, то есть, об Алисе Шелдон.
Я только что имела удовольствие прочитать ее роман «Померкнет воздух рая». С моей – субъективной – точки зрения, сюжет и фантастические придумки превосходны. Я не астроном и не физик, поэтому описанные автором космические явления хоть и вызывали робкие вопросы, но в целом показались художественно убедительными. Многочисленные сюжетные ходы тщательно продуманы и увязаны между собой. Даны прекрасные описания мира и его обитателей. Отличная подборка разных, нестандартных и оттого интересных персонажей. Наконец, хороший перевод, что немаловажно.
Но…
Например. Автор умело нагнетает обстановку, убеждая читателя, что появилась опасность, вот она уже совсем близко, необходимо срочно что-то предпринять. А положительные персонажи, в беспечности своей и из боязни поднять тревогу без должных оснований, отмахиваются, отбрыкиваются, и вот уже пройдена грань между понятным желанием сохранять спокойствие и вопиющим непрофессионализмом, непростительной некомпетентностью. Честно: я как читатель раздражена и не намерена сочувствовать этим раздолбаям.
Еще один положительный персонаж совершает ошибки – от них, естественно, никто не застрахован – но как-то уж слишком много этих его ошибок, да к тому же серьезных, да еще он сам восклицает: «О, я идиот!» А я, читатель, охотно верю: да, он облажался, и не раз. И нет в моей душе к нему сочувствия, и не прощаю я ему эти промахи, несмотря на его дальнейшие удачно совершенные подвиги.
А сколько лишней болтовни – в самых что ни на есть напряженных моментах герои вдруг начинают обсуждать не пойми что, не пойми зачем. Слова так и льются – неуместные, никчемные, фальшивые.
Видно, не было у автора разумного редактора, который подсказал бы: вычеркни, милая, вот тут и тут пять строчек, а здесь еще две убери, чтобы не отступать от правды жизни. И некому было, увы, защитить славных персонажей от авторского произвола – или авторского недосмотра – так, чтобы не пришлось им предстать перед читателем дурачками, которые сглупили раз и два, и три… Обидно – страсть! Ведь и вправду очень хороший роман.
Подобные вещи – распространенные авторские «проколы», которые встречаются во многих и многих книгах.
Итак, это было слово об авторах. А что же читатели?
С ними тоже не все просто.
Возьмем «Фиаско» Станислава Лема. Великий мыслитель в этом романе обращался к умному, способному если не беседовать с ним на равных, то хотя бы внимательно слушать – вдумчиво читать – собеседнику, сопровождая и подкрепляя свои философско-этические соображения блистательным художественным текстом.
Обычно считают, что «Фиаско» — о командоре Пирксе. Или отмечают, что так до конца и не ясно, кто же привел экспедицию к краху – Пиркс или Парвис. Редко-редко встретишь человека, который понимает суть вещей. (Замечу в скобках: я тщательно изучила отзывы на «Фиаско» на сайте, и они подтверждают мои выводы.)
Почему так? Попробуем разобраться.
Пункт первый: о внимательном чтении. Позволю себе процитировать текст.
Пилот молча стал расстегивать скафандр. … Сунул руку глубоко за пазуху и вытащил бумажник, измятый от долгого ношения под тяжелой оболочкой скафандра. … Он подошел к Госсе и стал выкладывать перед ним документы, один за другим. … Он кидал фотографии, как козырные карты. … У него была еще пачка фотографий, но он не достал ее. Собрав с пульта разбросанные снимки, сунул их в потертую кожаную обложку и опустил во внутренний карман.
Разве стал бы Мастер с большой буквы – Лем тратить попусту столько слов, если бы это не было важно?
Бумажник с документами снова появляется в тексте – его находят на дне криоконтейнера, откуда извлечен замороженный труп. Специалисты пытаются восстановить документы.
Результат оказался скромным. Если они действительно обнаружили удостоверение личности, что было похоже на правду, то имя прочесть не удалось, а в фамилии была различима только первая буква, «П».
В сущности, уже одного этого достаточно: бумажник соотносится с Ангусом Парвисом и ни с кем иным. По крайней мере, согласно законам детективного жанра – а ведь на борту «Эвридики» идет именно детективное расследование с целью выяснить: кого они готовятся оживить?
Допустим, любители фантастики «чужие» законы не распознали. Автор дает читателю другую подсказку, мимо которой пройти еще сложнее.
Однажды в лаборатории физиков запах испаряющейся в дистилляторе жидкости, защекотав в носу, моментально вызвал больше чем образ – ощущение присутствия на случайном космодроме, когда светлой ночью, стоя под горячими еще воронками дюз, под дном своей ракеты, которую он спас, он ощущал такой же запах отдающего азотом дыма и счастье, которого он тогда не сознавал, а сейчас, при воспоминании, ощутил.
Однозначно: это воспоминание Ангуса Парвиса. Именно его посадили не на тот космодром, и при посадке он едва не угробился.
Пункт второй: психология персонажа. Та самая, о которой реже прочего думают авторы-фантасты (не о Леме речь!) и которую часто игнорируют читатели – любители фантастики.
На первых же страницах романа Лем задает характеры командора и его ученика. Цитирую:
— А ты, друг шелковый? Зачем дал Пирксу машину?
— Пришлось. Он дал слово.
Лондон повернулся к нему с кастрюлей в руках.
— Послушай, очнись! Слово дал! Когда такой дает слово, что бросится за тобой в воду, то сдержит его. А если даст слово, что будет только смотреть, как ты тонешь, то все равно бросится.
И еще цитирую:
Он чувствовал, что в его замысле больше глупости, чем риска. «Он» – это молодой амбициозный Парвис, не то чтобы и впрямь совсем глупый, но… До командора ему далеко.
Смотрим текст в финале романа.
Запыхавшийся, измазанный глиной, он поднялся с колен и в сердцах ударил кулаком в волокнистую скорлупу. … Словно желая пробудить спящих, он бил кулаками в шершавые вздутия, но пульс от этого не менялся. Он так забегался, что чуть не упал, зацепившись в одном из проходов за трос антенной растяжки… Хронометр, неизвестно уже сколько времени, предостерегал его, все громче повторяя тревожные сигналы. Он и не заметил, как прошло сто двадцать минут. Как он мог так зазеваться? Что теперь делать?
Разве можно представить, будто все это – о командоре Пирксе? Мог ли Станислав Лем так оскорбить своего умного, гуманного и в высшей степени ответственного героя?
Ей-богу, досадно, что мастер слова сделал все, что мог, а его роман столь многие не смогли правильно прочесть. Уж не потому ли, что психологическая составляющая по-прежнему остается бедной Золушкой фантастики и о ней упорно забывают – то сами авторы, то их читатели?