10. На страницах 8—9 размещено интервью, которое Михал Хернес/Michał Hernes взял у американского (живущего, впрочем, в Париже) писателя НФ Нормана Спинрада/Norman Spinrad, оно носит название:
ПИШИТЕ ПОЛЬСКУЮ НФ
(Piszcie polskie SF!)
Михал Хернес: Дайте угадаю – из польских писателей вы знаете скорее всего Станислава Лема.
Норман Спинрад: Да, это единственный польский писатель, чьи произведения мне известны. Должен, однако, признаться, что первые переводы его книг были попросту ужасными. Стиль польского писателя казался жестким, чопорным, лишенным хоть какой-либо выразительности. Сплошное разочарование. Нетрудно догадаться, что это весьма негативно сказалось на восприятии его пленительного вообще-то творчества. К счастью, более поздние переводы были намного лучшими. Я говорю, впрочем, о тех, что были выполнены МАЙКЛОМ КАНДЕЛЕМ. Они превратили Лема в значительно более интересного писателя!
Михал Хернес: Что вас удивило в лучше переведенном Леме?
Норман Спинрад: Он стал намного более эмоциональным. Я читал его с решительно большим удовольствием. Впрочем, это не только мое мнение.
Михал Харнес: Которая из его книг ваша самая любимая?
Норман Спинрад: Откровенно говоря, я не так уж и много его книг знаю, но к лучшим, несомненно, относится «Солярис». Она показалась мне интересной, потому что обладает невероятной глубиной. Стоит отметить, что я знаком с обеими экранизациями романа. Ту, что поставил Тарковский, я посмотрел два раза и двукратно же проанализировал. Первый раз с надписями, а второй – с дубляжом. Вообще-то я не люблю надписи, я фэн дубляжа. Благодаря дублированию все выглядит несколько иначе, что не означает – лучше. Проблема в том, что книга концентрируется на многих замечательных описаниях, в то время как в фильме российского режиссера много говорят. В такой ситуации, глядя его с надписями, большинство из них не успеваешь прочитать. А при дубляже утрачиваешь некоторые нюансы, связанные со вслушиванием в русский язык. Вы, вероятно, очень хорошо говорите по-русски, и у вас нет таких проблем. А вот у меня они есть, отсюда и мои трудности в восприятии. Но несмотря на это, я все же считаю, что Тарковский прекрасно книгу экранизировал. Лучше Стивена Содерберга. Поэтому не понимаю, почему Лем был ею недоволен.
Михал Хернес: Нет, я не знаю русского языка. И в нашей стране в фильмах диалоги обычно читает диктор.
Норман Спинрад: Ну вот, а я об этом понятия не имел. Интересно.
Михал Хернес: А «Сталкер» вы тоже анализировали подобным образом?
Норман Спинрад: (смеется) Нет, этот фильм я не смотрел. Зато прочитал повесть «Пикник на обочине», по которой он был поставлен. И она мне понравилась. Хочу похвастаться, что я встречался со Стругацкими на первом Уорлдконе в Брайтоне. Это великие писатели. Я восхищаюсь их творчеством. Пользуясь случаем, расскажу анекдот. Вероятно вы не знаете, что им изрядно досталось после того, как американский издатель в описании этой книги назвал ее «атакой на коммунистическую систему». Или чем-то в этом роде. Точно уже не помню. Во всяком случае, вы, вероятно, догадываетесь, какие последствия это имело. Это были паскудные времена, надеюсь они никогда не повторятся.
Михал Хернес: Вы беседовали с ними?
Норман Спинрад: Беседовал, но только с Аркадием. Он показался мне веселым, с хорошим чувством юмора, человеком. Они неплохо зарабатывали в СССР, но в Англии не имели при себе наличных, поэтому зависели в этом отношении от других людей. Подозреваю, что это их изрядно угнетало. К счастью, мы это понимали и принимали их с искренней сердечностью.
Михал Хернес: Раз уж мы заговорили о великих писателях – расскажите нам что-либо о Филипе Дике.
Норман Спинрад: Я прошу прощения, но Фил был моим лучшим другом, и я не хочу о нем говорить. Кроме того, я написал довольно-таки большое эссе «Трансмиграция Филипа К. Дика», в котором изложил все, что собирался о нем сказать. Поэтому мне не хотелось бы повторяться. Если хотите, можете напечатать это эссе в вашем журнале.
Михал Хернес: Может быть вы скажете что-либо об экранизациях его произведений? Которая из них по вашему мнению – лучшая?
Норман Спинрад: Безусловно «Бегущий по лезвию бритвы». Это вообще один из лучших НФ-фильмов в истории кино. Остальные экранизации Дика выполнены на разном уровне – некоторые из них хороши, другие попросту безнадежны. Но «Бегущий…» был первым, и можно сказать, что именно с него все и началось. Фильм некоторым образом проторил тропу – завоевал себе определенную репутацию и верных фэнов – после чего появление очередных экранизаций было только вопросом времени. И, что еще важнее, вытащил созданные Филом произведения из мрака забытия тотальной неизвестности. Между прочим и поэтому его следует признать воистину переломным и важным во всем этом процессе.
Михал Хернес: Которую из версий этого фильма вы предпочитаете?
Норман Спинрад: Разумеется, режиссерскую, и подозреваю, что я не одинок в этом. У меня к ней особое отношение, потому что некоторые фрагменты первой, переработанной производителем, версии, были очень плохими и, на мой взгляд, совершенно ненужными. Я имею в виду прежде всего завершение фильма, которое первоначально должно было выглядеть совершенно иначе. Его предлагал Ридли Скотт, Гаррисон Форд разделял его мнение, но продюсеры считали себя самыми умными и настояли на своей концепции. Поэтому первые рецензии были негативными, и лишь позже «Бегущий…» постепенно стал обретать признаки культового кино.
Михал Хернес: Сейчас доступна долгожданная окончательная версия. Вы ее посмотрели?
Норман Спинрад: Нет, меня вполне устроила предыдущая. Тем более, что ее завершение представляет собой именно то, что я хотел видеть. Иного мне не надо.
Михал Хернес: А фильм «A Scanner Darkly» режиссера Ричарда Линклейтера вы видели?
Норман Спинрад: Еще нет. Может быть вскоре найду на это время.
Михал Хернес: Оно действительно этого стоит.
Норман Спинрад: Постараюсь выкроить для этого вечерок.
Михал Хернес: Раз уж мы остановились на теме кино и телевидения, что вы скажете о написанном вами сценарии для одной из серий сериала «Звездный путь»?
Норман Спинрад: Я написал сценарий для серии “The Doomsday Machine”. Что интересно, мне заплатили за него больше, чем за написанный одновременно с ним роман “Bug Jack Barron”, который кажется мне гораздо более ценным.
Во всяком случае, я получил очень ценный опыт. И, кстати, хочу сказать, что я обожаю оригинальный «Звездный путь» и, ясное дело, преклоняюсь перед Джином Родденберри (Gene Roddenberry), который попросил меня написать этот сценарий. Я посвятил ему свой роман “He Walked Among Us/Они бродят среди нас”.
Михал Хернес: А про какую из серий вы можете смело сказать: это моя любимая?
Норман Спинрад: Пожалуй, это пилотная серия, сценарий которой был написан Родденберри, но еще без участия Уильяма Шатнера. Должен отметить, что он так никогда и не был продан, но позже его переработали в двучастный фрагмент сериала.
Михал Хернес: Назовите ваши любимые книги.
Норман Спинрад: Ну, в настоящее время любимая моя книга – это мною же написанный роман “Child of Fortune”.
Кроме этого я люблю роман «Звезды мое предназначение»Бестера и примерно половину книг Фила Дика. Кстати, такого типа вопросы можно сравнить с тем, как у отца спрашивают, которого из детей он больше любит. Для писателя книги – те же дети. Так или иначе, любимые мои писатели – Фил Дик, Альфред Бестер и Йен Макдональд.
Михал Хернес: Что бы вы могли посоветовать молодым польским писателям НФ?
Норман Спинрад: В прошлом столетии во всем мире доминировала англоязычная, в особенности американская НФ. Мне остается сказать два слова: никогда больше! Картина меняется прежде всего из-за деградации американской фантастики и освобождения <из-под ее влияния фантастики> разных европейских стран, например Польши. В последнем десятилетии отмечено невероятное пробуждение локальной фантастики во многих европейских странах. И это происходит не только в Великобритании, но также во Франции, Германии, Румынии и Италии. Я называю лишь те страны, с литературой которых мне удалось хотя бы бегло познакомиться. Жаль, что их круг не столь широк. Может быть когда-либо придет такой день, когда такая литература будет более доступной и высоко ценимой. Пора, однако, перейти к сути дела: пишите польскую НФ, укорененную в польской культуре – и высокой и популярной. Умоляю, не подражайте иностранным стилям. В этом нет никакого смысла, пытайтесь открывать собственные. Думаю, что таким образом вы напишете нечто воистину ценное и новаторское. Желаю вам удачи и держу за вас пальцы крестиком.
Михал Хернес: В эпоху глобализации это, пожалуй, не самое легкое занятие…
Норман Спинрад: Я отдаю себе в этом отчет. И сам теперь работаю над книгой “Osama the Gun”, в которой представляю свое видение будущности ислама и исламского терроризма.
Несмотря на это я считаю, что можно говорить об универсальных проблемах, укорененных в польских реалиях. Не исключено, что все это можно каким-либо образом связать. Не стану утверждать, что это легко сделать. Скажу лишь, что следует двигаться именно в таком направлении.
Михал Хернес: Такая книга об исламе кажется весьма интересной. Может, вы расскажете о ней подробнее?
Норман Спинрад: Это трудно описать несколькими фразами. Особенно, когда речь идет о дискуссии, касающейся будущности исламистов. К тому же в YouTube можно отыскать аж пять снятых мною коротких роликов, в которых я высказал свое мнение на этот счет. Однако прежде всего я предлагаю вам прочитать мою книгу. Разумеется, когда я ее завершу. Надеюсь, что кто-нибудь переведет ее на польский язык.
1. Открывает журнал рубрика «Галактический гонец» — короткие сообщения на разные темы, так или иначе касающиеся фантастики (стр. 2–-3). Роб Зомби собирается пойти по следам Эли Рота и Роберта Родригеса и превратить короткий трейлер в полнометражный фильм под названием «Эсэсовские женщины-оборотни». В Будапеште начались сьемки 4-го фильма франшизы «Терминатор». Снимается ремейк классического фильма 1951 года «День, в котором остановилась Земля». Меган Гейл будет сниматься в главной роли в фильме «Чудо-женщина». Кроненберг собирается опубликовать («Я ждал этого 50 лет…») свой дебютный роман …
2. В рубрике «Публицистика» напечатана статья Конрада Левандовского/Konrad T. Lewandowski “Trzy kropki. Człowieka ciąg dalszy/Три точки. Продолжение человека” (стр. 4—7) о прогнозах и возможностях эволюционного развития человека.
3. Под названием «Пишите польскую НФ!/Пишите польскую НФ!» печатается интервью, взятое Михалом Хернесом/Michał Hernes у американского писателя НФ Нормана Спинрада/Norman Spinrad (8—9). Им мы займемся особо.
4. Публикуется также новая статья Адама Пшехшты/Adam Przechrzta «Sport o poranku czyli o pojedynkach słów kilka/Спорт на рассвете, или Пара слов о поединках» — о дуэлях. Дуэль как «суд Божий», как ритуал погребения (например, у этрусков), дуэли в Польше (кодекс Бозевича), отношение к поединку в Японии, немного о дуэлях в фантастике… Мы вернемся к этой статье чуточку позже.
5. Трехпанельный комикс В. Мяськевича (текст и рисунок) «Война и сомнения» печатается на страницах 14—16.
6. Печатается также статья Аркадиуша Гжегожака/Arkadiusz Grzegorzak «Фантастические мюзиклы: «Властелин колец» (стр. 70—71) — о мюзикле под этим названием, премьера которого состоялась в Канаде (в Princess of Wales Teatre) и в настоящее время пользуется огромным успехом на сцене лондонского Theatre Royal Drury Lane).
7. Рецензию на фильм “I Am Legend” (реж. Франсуа Лоуренс, США, 2007) печатает Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski,
а Ян Ежевский/Jerzy Rzymowski хвалит фильм “Enchanted” (реж. Кевин Лима, США, 2007) (стр. 73).
8. В рубрике «Фильмы на DVD” Иоанна Коньчак/Joanna Kończak рассказывает много интересного о записанном на диск фильме “The Lost World” (реж. Harry O. Hout, 1925);
а Павел Матушек/Paweł Matuszek восхищается короткометражками фирмы PIXAR (Pixar Short Films) (стр. 74).
9. И, как обычно, две рецензии на комиксы (стр. 76). К ним мы вернемся позже.
Февральский номер 2008 года — 212-й «Новой Фантастыки» и 304-й вообще… Этот файл попал в мои руки в несколько урезанном виде, я вижу в нем только лицевую сторону передней обложки, поэтому ограничусь в описании самым минимумом. Состав редакции мне точно не известен, однако из сопоставления с последующими номерами вижу, что журнал по-прежнему редактируют: Павел Матушек/Paweł Matuszek (главный редактор), Мацей Паровский/Maciej Parowski (отдел польской литературы, заместитель главного редактора), Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski (отдел критики и публицистики), Павел Земкевич/Paweł Ziemkiewicz (отдел иностранной литературы).
В списке постоянных сотрудников числятся все те же: Павел Дептух/Paweł Deptuch, Люция Грудзиньская/Łucja Grudzińska, Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak, Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz, Агнешка Хаска/Agnieszka Haska, Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska, Вальдемар Мяськевич/Waldemar Miaśkiewicz, Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski, Бартломей Пашильк/Bartłomiej Paszylk, Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz, Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski, Якуб Винярский/Jakub Winarski.
Тема номера не обозначена.
«Галереи» в этом номере нет, вместо нее печатаются реклама (в моем файле изъята) и комикс.
В оформлении лицевой стороны передней обложки использована работа художника РУИДАН ЛВ (или ЛВ РУИДАН)/Ruidan Lv. Внутреннюю сторону передней обложки и заднюю обложку тупо не вижу.
Тираж номера – 27 тыс. экземпляров. Цена экземпляра – 8 злотых 99 грошей.
Павел Матушек/Paweł Matuszek хвалит роман американского писателя Кима Стенли Робинсона «Годы риса и соли» (Kim Stanlej Robinson “Lata ryżu i soli”. Tłum. Łukasz Tabaka. “Wydawnictwo Dolnośłąskie”, 2007); «это эпически скроенная альтернативная история, импонирующая тщательной разработанностью, многоуровневой конструкцией. Робинсон предлагает читателям увлекательное интеллектуальное упражнение, которое помогает взглянуть на мир с иной точки зрения»;
Иоанна Кулаковская/Ioanna Kułakowska утверждает, что роман американского писателя Нила Стивенсона «Метель» (Neal Stephenson “Zamieć”. Tłum. Jędrzej Polak. “ISA”, 2007) это «прекрасный киберпанк, приправленный религиозной и социальной проблематикой»;
Рафал Сливяк/Rafał Śliwiak находит, что в завершающем романе трилогии «Аталайя» польской писательницы Яги Рыдзевской «Аталайя. Благородный союз» (Jaga Rydziewska “Atalaya. Szlachetne przymierze”. “superNOWA”, 2007) автор(есса) «берет под лупу образ нашего мира, анализирует движущие им процессы, ищет закономерности и решения. Она пишет проблемную прозу, свежую и чрезвычайно увлекательную. Было бы неплохо, если бы такая литература обозначала дальнейшие пути-дорожки развития польской фантастики»;
Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski знакомит читателей журнала с книгой венгерского писателя Ласло Красногоркаи «Меланхолия сопротивления» (László Krasznahorkai “Melancholia sprzeciwu ”. Tłum. E. Sobolewska. “W.A.B.”, 2007); "будучи написанной еще в 1989 году, она представляет собой яркий пример заимствования главным литературным течением фантастической сценографии и ее использования для достижения неких своих целей";
Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski считает, что, поскольку с разных концов света доносятся вести о грозных зомби, атакующих людей, весьма полезно познакомить поляков с правилами обеспечения выживания человека и общества в условиях зомбификации, о чем и повествует замечательная книга американского писателя Макса Брукса «Zombie Survival» (Max Brooks “Zombie survival”. Tłum. Leszek Erenfelcht. “Red Horse”, 2007);
Якуб Винярский/Jakub Winiarski полагает, что российский писатель Анджей Лазарчук совершил ошибку, когда раздробил свой роман «Штурмфогель» (Andrzej Łazarczuk “Sturmvogel”. Tłum. Ewa I Eugeniusz Dębscy. “Fabryka Słów”, 2007) на множество перепутанных к тому же фрагментов, затруднив восприятие романа читателем;
Войцех Хмеляж/Wojciech Chmielarz, находит для характеристики антологии дебютантов – участников литературных курсов интернет-журнала “Fahrenheit”«Любили друг друга так, что жуть» (“Kochali się, że starch”. “Fabryka Słów”, 2007) — лишь два основных определения: "вторичность и слабость";
Иоанна Коньчак/Joanna Kończak в общем хвалит роман польского писателя Ярослава Гжендовича «Господин ледового сада» т. 2 (Jarosław Grzędowicz “Pan lodowego ogrodu”. T. 2. “Fabryka Słów”, 2007);
Она же, Иоанна Коньчак/Joanna Kończak, советует читателям обратить внимание на новую книгу польского писателя Вита Шостака «Обереки до конца света» (Wit Szostak “Oberki do końca świata”. “PIW”, 2007); оберек – это польский народный танец, и роман Шостака действительно напоен музыкой – «это меланхолическое воспоминание, поэтическое выражение грусти, сельский и до какой-то степени музыкальный образ. (…) Музыка вместе с циклом природы намечает ритм работы, развлечений и отдыха. Это часть обыденности, неизбежный элемент ритуала, однако музыкант (…) посредник между мирами и чародеем, заклинающим действительность. (…) Шостак, с одной стороны, предпочитает фантастике действительность, а с другой – показывает таящуюся в будничности магию, вписанную в специфику традиционных верований»;
а Павел Матушек сообщает об издании замечательного романа американского писателя Дэна Симмонса «Гиперион» (Dan Simmons “Hyperion”. Tłum. Arkadiusz Nakoniecznik. “MAG”, 2007) (стр. 66–68).
18. В рубрике «Felieton» напечатана статья Ярослава Гжендовича/Jarosław Grzędowicz “Jak nie podpalać książek/Как не поджигать книжек”, в которой автор утверждает, что печатная, бумажная книга не вытеснится электронной, потому что чтение с бумаги и чтение с экрана – разные вещи, хоть и трудно объяснить, в чем эта разница заключается. Назовем это магией – у печатной книги она есть, у электронной нет, сколько ее ни ищи. Обложки, запах бумаги, приятная толщина, шелест страниц. Печатную книгу можно читать где угодно: в ванне, на пляже, без аккумуляторов, в самолете, в поезде. Ее можно кому-нибудь подарить, можно прочитать и отложить, можно хранить сотни лет и ее все равно можно будет прочитать. Можно уронить в борщ, вынуть, отряхнуть и продолжить чтение. Можно швырнуть ее в стенку, сбросить с восьмого этажа – все без особого для нее урона. Вот когда появится приспособление, которое все это тоже выдержит, тогда и поговорим. А до тех пор не дурите голову (стр. 77).
19. В этой же рубрике в статье “Nawiedzając siebie/Одержание самим собой”Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski использует свои впечатления от просмотра фильма “The Abandoned” (реж. Начо Серда, Испания-Великобритания-Болгария) для размышления о показе России в современной поп-кинематографии (стр. 78).
20. В списках бестселлеров за октябрь 2007 года из книг польских авторов находятся книги “Pan lodowego ogrodu” T. 2 Ярослава Гжендовича , “Rucerz kielichów” Яцека Пекары, “Ostatnie życzenie” и “Wiedźmin” (комплект), “Krew elfów”, “Miecz przeznaczenia” Анджея Сапковского, “Lód” Яцека Дукая (стр. 79).
16. В рубрике «Felieton» напечатана статья Мацея Паровского/Maciej Parowski, которая носит название:
КОГДА ЗАЙДЕЛЬ ЖВИКЕВИЧ, ВЕЛИКИЙ ЛЕМ ПАЛАШУВ с ХУБЕРАТОМ САПКОВСКИМ СТАШУВ ОСАЖДАЛИ
(Kiedy Zajdel Żwikiewicz, wielki Lem Pałaszów z Huberathem Sapkowskim obliegali Staszów)
“Когда [Анджей Сапковский] писал свой исторический дебютный рассказ на конкурс «Фантастыки», он думал, что его сочинение будет единственным, выдержанным в духе постмодернистского обращения к толкинской фэнтези. Однако оказалось, что почти всем в голову пришла та же мысль, и Сапковский не занял первого места. Стоит вспомнить, что Сапковский обязан своей славой читателям, а не жюри, редакторам или критикам”.
Wojciech Orliński “Byłem Wiedźminem” (Войцех Орлиньский «Я был ведьмаком» – “Gazeta Wyborcza” 15.11.2007).
.
Войтек Орлиньский справедливо восхищается в «Выборчей» уровнем <компьютерной> игры «Ведьмак». И он прав, когда хвалит литературный уровень произведения Анджея Сапковского. Но порет чушь, когда реконструирует намерения АС-а и опосредованно уровень самосознания польской фантастики 1986 года от Р.Х.
Достаточно сказать, что ни Сапковский, и никто другой в то время ни использовал слово «постмодернизм». Сапковский и ныне его терпеть не может. Мы знали слова «пастиш», «аллюзия», любили слово «кабаре», это вполне толковые слова, если говорить об Анджее. Толкина в «Ведьмаке» не было, были лишь скрытые намеки на Беовульфа, которого, разумеется, Толкин комментировал и открыл для современности. Но на первом плане оставалась записанная Зморским история победителя ведьмы-стрыги, и об АС-е долго еще говорили, как об аниматоре польских легенд, упуская из виду универсальный характер его прозы.
И ведь Геральт отнюдь не был массовым героем, а «Ведьмак» не напоминал ни одного из остальных премированных на конкурсе рассказов ни со стороны сюжета, ни с точки зрения литературного (языкового) мастерства или уровня литературной игры. Не было толпы маленьких ведьмачат, среди которых расхаживал большой ведьмак. Забудь, Войтек, о марксистском законе перехода количества в качество. Все выглядело иначе.
«Ведьмак» грянул как та молния с чистого неба. Геральт явился миру без предупреждения, без предшественников. Ну, может быть «Истребитель ведьм»Кшисека Коханьского из 1984 года можно счесть пра-пра-предвестником. Но и «Истребитель…» и значительная часть премированных рассказов на II-м конкурсе «Фантастыки», на том самом конкурсе, на котором Сапковский не занял первого места, потому что победил хубератовский “Wrócieeś, Sneogg, wiedziaam” – находились в парадигме НФ.
Лауреатов занимают зайделевские социологические обязанности (Гоцек, Бончковский, Подгурский), авторы берутся не то за фантоматику, не то за киберпанк (Буковецкий), упражняются в азиатско-борхесовских мотивах (Сулига), пытаются женить horror на НФ, сказке (Мащишин, Мешко). Фэнтези если и существует в польской фантастике, то лишь как эндемик. На I-м конкурсе 1982 года Крес предпринял попытку с «Магом», тогда же Гжендович выступил в лодзинской газете “Odglosy” с интересным рассказом «Twierdza Trzech Studni/Крепость Трех колодцев», но позже долго не использовал этой дорожки.
Более того, отторжение фэнтези обрело как бы всеобщий и официальный характер. Весной 1986 года, в конце которого появился Геральт из Ривии, я был на встрече фантастов с читателями в клубе “Jajko” в SGPiS. Там один начитанный в переводах с английского любитель фантастики предложил, что вот, дескать, надо бы попытаться написать польскую фэнтези. И разные авторы (а там были Баранецкий, Орамус, Земкевич, Жвикевич…) в один голос заявили, что не желают иметь ничего общего с такого рода глупостями.
В декабре громыхнуло – появился Геральт из Ривии, и Сапек одним рассказом изменил все положение. Он освежил конвенцию фэнтези, которую мы de facto не знали – предложил героя, мир, модифицированную (постмодернистски) условность или, скорее, литературную методу, положил начало моде, стилю. И, может быть, высвободил весьма разные энергии. Его свобода, его метатекстовые игры, его эрудиционные вставки, его демонстративная готовность сотворения из фэнтези двигателя современных проблем – изменили сознание писателей. Если бы не АС, польские фантасты поняли бы, что так можно, лишь после «Шрека». А теперь вот делают свое дело, забыв, что засевают вспаханное и унавоженное Сапеком поле.
Более того, они публикуют книги под польскими фамилиями, помимо прочего также потому, что пятнадцать лет назад Сапек с Ковалем из издательства “superNOWA” доказали, что такие публикации не влекут за собой ни банкротства, ни долговой тюрьмы. Лучшие из них – от Креса, Бялоленцкой, Бжезиньской до Левандовского, Шостака, Дукая (даже Орамуса с его спорной, но все же фэнтези “Zima w Trójkącie Bermudzkim/Зима в Бермудском треугольнике”) – вовсе не идут по пятам за Сапковским. Достаточно того, что они научились у него трактовать фэнтези, как область развития множества художественных возможностей.
Был еще один польский автор, который возник сам собой и проделал с поляками ту же работу. Я говорю о Леме, о его литературных играх, почерпнутых еще из Пасека, из Лесьмана. О влиянии лемовских мыслей, от которого долго отряхивались авторы второго и третьего поколения, но благодаря которому они поднялись до значительных литературных и интеллектуальных высот. Впрочем, и сам Сапек признавал, что не равнодушен к Лему – недаром он называл Геральта Пирксом польской фэнтези. А характеризуя фэнтези, цитировал лемовскую «Фантастику и футурологию».
Войтек Орлиньский прав, когда говорит, что АС-а первыми распознали читатели, а не критики или члены конкурсного жюри, но в фантастике это правило, а не исключение. Хотя я понимаю, что в случае премии «Nike» все крутится иначе. Да, верно, Сапковский не взял в конкурсе «Фантастыки» первой премии, потому что… слишком хорошо читался, потому что эта его легкость в чтении была обманчивой, маскировавшей культурную глубину и профессиональное писательское умение. А Хуберат, как никак тоже великий автор, тронул наши сердца мрачной, проблемной фантастикой, защищавшей калек в постатомном мире. Этого вот атома мы тогда больше всего боялись.
Если же вести речь о – pardon le mot – постмодернизме, то и среди читателей АС не сразу получил признание. Целые баталии велись против батистовых трусиков в романе «Меньшее зло» — ведь в эпоху Геральта нижнего белья не носили, да и батиста не было! Я сам — в шутку, правда — вписывал АС-а в конвенцию НФ («Ведмак Геральт, как путешественник во времени»), что потом отчасти подтвердилось в романе “Wieża Jaskólki/Башня ласточки”. Орамус, разозленный рыхлостью постмодернистского видения АС-а, парировал этот выпад в журнале “Feniks” статьей «Ведьмак Геральт, как заблудившийся в лесу», но позже осмотрительно не включил этот текст в сборник своих эссе. И лишь затем на критическую сцену вышли женщины – Агнешка Фулиньская, Доминика Матерская, Кася Качор… все англистки, тренированные на Толкине. Полонистам, вероятно, не преподавали годной для критики фэнтези машинерии – вот польские англистки и воздали первыми Сапковскому критическую справедливость. Однако с тех пор прошло несколько лет, у Войтека было достаточно времени, чтобы подтянуться.
облако тэгов
