И куда же без оборотней?
Елена Троянская Третья (с)
ПОЛНОЛУНИЕ В саду удовольствий была ярко освещенная солнцем площадка для принятия солнечных ванн. Здесь меня и ждал Лиотар. Едва я вошла, он встал, протянул мне тунику и сандалии и присел рядом на гранитный выступ. Он глядел на меня долго, и его глаза постепенно прояснялись, словно он просыпался. Потом он поднялся и поклонился мне. Я не поняла, в чем дело, но решила, что надо следовать приличиям и моде и тоже поклонилась ему. После этого он ушел. Больше я не видела его до конца церемонии в часовне Когда я вышла из часовни, мое настроение сразу изменилось. Теперь я знала, зачем мне было послано это испытание. В предчувствии его я уже строила в уме самые неожиданные догадки. У нас на Таити, когда ты совершаешь подобное священнодействие, тебе втыкают в ладонь булавку, поэтому у нас так много примет. И не следует надевать незнакомых предметов во время подобных обрядов. Но меня это совершенно не занимало. Все мое внимание было поглощено мыслью о Лиотаре. Когда я возвращалась в сад удовольствий, я думала только о нем. Всю дорогу до сада я перебирала в памяти малейшие подробности церемонии. Мне показалось, будто я что-то упустила. Ах да, лингам! Ведь я отдала его жрецу в часовне совершенно другим способом, не касаясь пальцами. Что же было дальше? Я остановилась и стала искать булавочную головку на своей ладони. Ничего не было. Я подняла глаза. Лиотар уже был в саду. По его улыбке я поняла, что он догадался, о чем я думаю. Он подошел и обнял меня за талию. Это было так естественно и приятно, как не бывает ни с кем другим. Это что, был ответ на мой вопрос? Разумеется, да. Иначе и быть не могло. Как и любая связь между мужчиной и женщиной, эта происходила по закону универсума, по которому боль и любовь всегда идут вместе. И если мужчину следует поблагодарить за то, что он делает, не задумываясь, это было именно то. Самым естественным образом. В порядке вещей. -- Жрец сказал мне, что доволен тобой. -- Да? Больше он ничего не сказал? -- Сказал, что эта церемония отразится на всей твоей последующей жизни. Я удивилась. Впрочем, не важно, был ли Лиотару смысл посвящать меня в этот разговор. Нас с ним связывала давняя дружба. Я предложила ему пойти к фонтану. Он согласился и показал мне конфеты. «Мы, как и все остальные, делаем вид, что ничто человеческое нам не чуждо», – написал он на одной и вручил ее мне. -- Как быстро здесь темнеет! -- сказала я. Я удивилась. Он промолчал. И тогда я решилась задать ему вопрос, который вертелся на кончике языка с тех пор, как я подошла к саду: зачем это всё? Ведь это, наверно, было просто развлечение. Кому интересны наши церемонии? Что за этим стоит? Развлечение. -- Не совсем, -- ответил он убежденно. Наконец, мы увидели Фонтан радости. Впрочем, здесь, в это время года, фонтаны отключили еще вчера. Мы перебежали дорогу и сели под деревом на другой стороне аллеи. Для этого пришлось перейти каскад по каменной плите шириной в полметра, поэтому мы тяжело дышали, глядя на воду. Она была неподвижна. Но в ней отражалось все вокруг: кусты и дома на противоположном берегу пруда, звезды и луна, и то, что мы не видим на земле, так как наш глаз видит только то. что светится. Или, может быть, мне показалось, потому что я лежала на земле почти без сознания. А еще потому, что раньше я никогда не видела, как люди с ума сходят. Ну, в кино. Может, еще когда-то читала об этом. А здесь, в саду, это было впервые воочию, и мне стало страшно. Ведь перед моими глазами все еще стояла желтая мантия жреца, которую тот надел, чтобы утереть мне слезы счастья. Всё дело было в конфете, которую я, не долго думая, сунула за щеку? Лиотар стоял на коленях и выл на полную луну. Мне показалось, его волосы внезапно отросли, а руки и ноги стали темнее. Но, слава богу, я еще видела его лицо, которое сейчас было скрыто клубящимся дымом. И я подумала -- неужели это чудо? Нет, наверно, просто показалось… Но мне стало жутко. Он качался из стороны в сторону, и у меня было такое чувство, что его поддерживает какая-то невидимая нить. Я видела, как он при этом весь трясется. Я пыталась встать на ноги, но у меня это плохо получалось. Одновременно стало холодно. Похоже, грянула буря. Я чувствовала, как струи ветра проникают сквозь одежду, но справиться с этим не могла. Мои пальцы сами собой разжались, и туника упал на землю. Я увидела, как переменился весь облик Лиотара. Он подошел ко мне, поднял мою упавшую тунику, и я смогла разглядеть странную голову зверя. Она была похожа на сшитый из шкуры головной убор. В ней совершенно не было костей. На том месте, где у животного должны быть уши, торчали два каких-то пучка шерсти. Однако, надо было как-то выпутываться из этой ситуации. Но я чувствовала, что в потоке сознания началась какая-то путаница. Нужно было остановить поток, пока я окончательно не заблудилась в нем. С этой целью я решила, как это делают добрые солдаты, подставить врагу другую щеку. Ведь мы знаем, что существуют две плоскости ментального конструирования, одна из которых является отражением реальности, а другая -- нет. Что это значило? Все просто -- передо мной была открытая тайна. Осталось найти путь к ней. Отражение было в моем сознании и, конечно, вне его. Зеркало -- в переносном смысле -- это сам Лиотар. В нем отражались мои страхи, надежды, страсти и даже моя совесть, все время подстерегавшая меня на каждом шагу. Лиотару нужно было обязательно прятаться в темном месте, и это было его способом постоянно доказывать, что он не является тенью, отбрасываемой его душой. Возможно, поэтому он так много говорил со мной о природе реальности. Но был один недостаток: о самом важном он не мог сказать мне напрямую. Поэтому все, что я слышала, было похоже на смутный совет: "Посмотри на это с другой стороны". Но вдуматься в такие слова было трудно. Лиотар был не совсем человеком. Он был достаточно человечен, чтобы оставаться одним из нас. Почти не считая себя человеком, он любил всех нас, включая меня. И его душа разделяла мою печаль по исчезнувшему смыслу. Но это была не просто тоска по Источнику смысла. В его душе была прозрачная синева, и это мне тоже было непонятно. Синева эта была очень-очень чистой и светлой, но какой-то тайной. Я, правда, не знала, что это за тайна, поэтому самому Истоку не рассказала бы никогда. Наверно, секрет был в том, о чем мечтал Лиотар: в настоящей человеческой свободе, свободе от страха.
|