А. Шалимов ЖАНР ИЛИ МЕТОД?
© А. Шалимов, 1965 О лит. для детей. — Л., 1965. — Вып. 10. — С. 184-192.
Что такое комедия-жанр или метод? Вероятно, многим вопрос покажется странным. Старая добрая комедия, просуществовав тысячелетия, прочно утвердилась в качестве одного из основных жанров литературы рядом с романом и повестью, рассказом, трагедией, очерком. А ведь жанр комедии сам по себе чрезвычайно разнообразен: тут и сатирическая комедия, и водевиль, и лирическая комедия, и комедия героическая, и многое еще. Итак, жанр... Но при желании можно подойти к комедийным произведениям и с меркой метода, рассматривая комическую ситуацию в качестве особого приема, при котором осмеяние тех или иных сторон жизни, персонажей, положений помогает писателю ярче, полнее разоблачить их истинную сущность.
Правомерен ли такой подход? По-видимому, да. Однако при этом мы выходим за рамки понятия "жанр", Метод использования комического, показ через призму юмора, свойственен не только комедии как особому жанру. Он может применяться и широко применяется во всех жанрах литературы, до трагедии включительно. Значит, использование комического, лежащее в основе жанра комедии, одновременно может рассматриваться как один из приемов литературного творчества. Казалось бы, все просто: наличие определенного метода не противоречит существованию жанра. Не противоречит, потому что этот жанр стар, как сама литература, потому что у него есть история, теория, утвердившаяся терминология, классификация и т. п.
А если какой-то тип художественной формы только складывается? Если он как особый тип проявлялся лишь спорадически (хотя как прием мог сравнительно часто использоваться), если еще не существует его классификации, не сложилось единой терминологии, нет того, что называют основами теории? Оказывается, в этом случае может возникнуть ситуация, при которой вопрос "жанр или метод?" приобретает остроту, станет объектом дискуссии.
Научно-фантастическая литература... Послевоенные годы стали периодом ее расцвета, а последнее десятилетие было как взрыв. Словно цепная реакция вспыхнула где-то на рубеже литературы и науки. Десятки новых имен, сотни новых научно-фантастических рассказов, повестей, памфлетов, романов. Среди них — яркие, новаторские, сразу привлекшие внимание миллионов читателей, и множество средних, и очень средних, и просто слабых. Словом, как в каждом ином жанре в период его становления и расцвета: немногие раковины с крупным жемчугом на фоне множества пустых, извлеченных неожиданно объявившейся толпой ныряльщиков.
Цепная реакция, принесшая послевоенным читателям поток научно-фантастических произведений, возникла именно на стыке литературы и науки. Пришли в научно-фантастическую литературу и заняли в ней прочное место палеонтолог И. Ефремов и писатель Р. Бредбери, астроном А. Кларк и биофизик А. Азимов, писатель Г. Гор и медик С. Лем, астроном Б, Стругацкий и лингвист А. Стругацкий. Подобный список имен и профессий можно продолжать еще и еще.
Там, где возникает множественность, естественно, появляется необходимость классификации. Но прежде чем классифицировать, надо попытаться охватить возникшую множественность целиком, так сказать, с птичьего полета, чтобы выявить основные — главные — черты того целого, которое предстоит делить на части.
Научно-фантастические произведения создавались и раньше. Однако общее их число по отношению ко всему литературному потоку было невелико. Немногие литературоведы, которые признавали существование научной фантастики как ветви литературного творчества, обычно ограничивались выделением в ней двух направлений: познавательно-приключенческого (жюльверновского) и социально-философского (уэллсовского). Все, что было создано под знаком научной фантастики до второй мировой войны и даже в первые послевоенные годы, обычно раскладывалось по этим двум полкам. Ж. Тудуз, А. Конан-Дойль — это жюльверновское направление; А. Беляев (при всех особенностях социальной направленности его произведений) -это тоже жюльверновская линия, а вот А. Богданов ("Инженер Мэнни", "Красная звезда")- это, пожалуй, уэллсовская и т. д.
Однако за последние полтора-два десятка лет положение резко изменилось. Количество издаваемых научно-фантастических произведений настолько выросло, что не считаться с существованием в художественной литературе особой ветви — ветви научной фантастики — стало уже невозможно. Эта ветвь существует, ширится, растет независимо от того, как ее в конце концов назовут. Формы научно-фантастических произведений становятся все более разнообразными, круг вопросов, затрагиваемых в них, — все более широким, временной диапазон увеличивается, задачи, решаемые авторами, дифференцируются и усложняются.
При всем этом большинство позиций литературного ряда, к которому читатель (подчас интуитивно) относит произведения писателей-фантастов, обладают определенными сходными признаками. Эти признаки различны по значимости: одни имеют, если можно так выразиться, генетический характер и связаны с особенностями создания современных научно-фантастических произведений, другие являются чисто внешними — морфологическими, третьи определяются построением и содержанием произведений. Тем не менее сумма этих признаков в определенной степени является характерной для большинства научно-фантастических произведений (именно для большинства, но не для всех; здесь входит в игру, как и во всех случаях множественных явлений, обычный закон вероятностных соотношений).
Эту сумму общих признаков для всего данного ряда произведений, вероятно, и следует рассматривать в качестве признаков жанра; а самый тип художественной формы, несущей данные признаки, по-видимому, может быть назван жанром.
Если подходить к основной массе научно-фантастических произведений, написанных за двадцать послевоенных лет, с меркой литературного жанра, в котором можно было бы их объединить, то в качестве первой особенности этого жанра, особенности генетической, стоящей у самых его истоков, является именно то, что лучшие произведения этого жанра создавались и создаются либо учеными, пришедшими в научную фантастику из большой науки, либо писателями-философами, свернувшими на стезю научной фантастики из большой нефантастической литературы.
Вторая особенность жанра связана с составом читателей. Эпитафия на могиле А. Конан-Дойля, начертанная по его завещанию, гласит: "Я выполнил свою простую задачу, если дал хотя бы час радости мальчику, который уже наполовину мужчина, или мужчине, еще наполовину мальчику". А. Конан-Дойль — один из интереснейших писателей-фантастов конца минувшего-начала нашего столетия, адресовал свей произведения юношеству. Именно юношеству адресовано подавляющее большинство лучших произведений современной научно-фантастической литературы. Правда, их читают "и стар и млад", от пятиклассников до пенсионеров, но главным, основным "потребителем" остаются юные мечтатели, те самые мальчики, "уже наполовину мужчины", или мужчины, "еще наполовину мальчики", о которых думал А. Конан-Дойль.
И отсюда — ряд почти "канонических" особенностей формы: лаконичность в обрисовке характеров, динамизм повествования, занимательность, часто выливающаяся в приключенческую форму произведения, острая сюжетность, наличие загадок, неожиданная концовка. Понятия "острый сюжет", "занимательность", "загадочность" и прочие по отношению к научно-фантастическим произведениям следует истолковывать в самом общем виде, ибо они могут относиться как к обычным приключенческим эпизодам "на тропе открытий и исследований", так и к научному поиску и к столкновению характеров, философских концепций, социальных воззрений и т. д. Проблема "острого сюжета" и "занимательности" совершенно по-разному решается, например, в таких непохожих произведениях, как "Докучливый собеседник" Г. Гора, "Солярис" С. Лема и "Стажеры" братьев Стругацких; однако эти черты формы присутствуют во всех перечисленных повестях, являясь одним из признаков их жанровой принадлежности.
В последние годы часто приходится слышать, что качественный рост современной научной фантастики якобы в первую очередь заключается в том, что она "наконец-то" перестает быть "приключенческой", просто "развлекательной", а становится "философской", что научная фантастика вырастает из коротких штанишек "детской литературы" и облачается в тогу социолога и мыслителя. Эти декларации в значительной мере объясняются известным недопониманием существа и роли научной фантастики и ее места в литературе, в частности — в литературе для детей и юношества. Ведь именно этому кругу читателей, только вступающих в самостоятельную жизнь, в первую очередь и нужна литература большой и смелой мечты, литература о людях и делах завтрашнего дня, того самого завтра, в которое устремлены помыслы молодежи. Такая литература должна научить думать, мечтать, дерзать, должна звать на подвиг во имя того завтра, которое человечество может и хочет создать. И в этом огромное воспитательное значение научно-фантастической литературы. Зримые черты героя завтрашнего дня должны возникать прежде всего на страницах научно-фантастических произведений. И в какой-то степени эти черты уже улавливаются в лучших из них.
Постановка и попытки решения в научно-фантастических произведениях последних лет сложных и важных нравственных, моральных, философских, социальных проблем сегодняшнего и завтрашнего дня совсем не означают, что эти произведения следует адресовать иному, более взрослому читателю. Более того, усиление философской нагрузки произведения отнюдь не означает, что следует при этом отказаться от динамизма, занимательности, "приключенческой нити", "острого сюжета" и т. п. И "Туманность Андромеды" И, Ефремова и последние повести братьев Стругацких (например, "Далекая Радуга") при всей их философской, социальной и прочей нагрузке сохранили отличительные признаки жанра и, что за этим следует, сохранили своего основного читателя, для которого они, в общем-то, и написаны.
И, одновременно, есть примеры, когда углубление в философские проблемы настоящего или будущего превращает научно-фантастические произведения в полемические диалоги, освобожденные от динамизма, занимательности, острой сюжетности. Эти произведения, при всей талантливости авторов, будучи лишены ряда важных признаков научно-фантастического жанра, выпадают из его общего потока, оказываются где-то в стороне, начинают тяготеть к смежным жанрам и, естественно, теряют своего основного "потребителя". Для юношества, для среднего читателя они подчас оказываются слишком сложными, непонятными, скучными. Так, призывы сделать "научную фантастику" более взрослой могут привести к уничтожению признаков жанра и превращению философско-фантастических произведений в духовную пищу для ограниченной кучки снобов. Не "философская фантастика" для взрослых скучающих дядей, а новые полнокровные, увлекательные, динамичные, богатые яркими мыслями научно-фантастические произведения, адресованные прежде всего юношеству, — вот что должно знаменовать качественный рост интересующего нас жанра.
Наконец, один из главнейших признаков жанра, давший его современное название, может быть и не очень удачное, но уже укоренившееся, — это фантастичность: необычность ситуации, героев, событий, решения проблемы, предвидения. Именно в фантастичности заключается одна из важных притягательных сил жанра. Но, в отличие от фантазии в сказке, мифе, утопии минувших лет, фантастический элемент в произведениях современной научной фантастики вырастает не из чистой фантазии, не из мрака незнания, а из мира современных нам научных идей и представлений Даже в самом "фантастическом" произведении, например в таком, как "Солярис" С. Лема, фантастический элемент представляет собой экстраполяцию в какой-то степени уже достигнутого, понятого, познанного.
Эта экстраполяция служит разным целям, имеет различные масштабы, может быть ориентирована в будущее, в прошлое или развернута в современной нам эпохе, Однако при всей фантастичности допущений и конечных результатов экстраполяции истоки их связаны с современной философией, социологией, психологией, с уровнем, уже достигнутым ветвями современной науки. От этого уровня, как от реально существующего берега, отталкивается писатель-фантаст, увлекая читателя в фантастические странствия по дорогам будущего, настоящего или прошлого, раскрывая перед ним черты человеческих характеров и отношений, уловленные в окружающем мире и вынесенные из него в иные системы координат пространства и времени.
Конечные цели, которые ставит перед собой писатель-фантаст, могут быть чрезвычайно разнообразными: показать эволюцию человеческой психологии в мире будущего, новое совершенное общество и господствующие там отношения, судьбы удивительных открытий, которые могут быть сделаны, судьбы их создателей; раскрыть еще почти неведомые, только чуть уловленные наукой огромные потенциальные возможности жизни во всех ее проявлениях, предугадать иные формы неземной жизни и цивилизации, в полный голос сказать о том, о чем современная наука лишь осторожно намекает, балансируя на скользкой тропе гипотез, наконец, преувеличив, сделав фантастическими, показать уродливые стороны настоящего, предупредить о возможных последствиях того, что происходит сейчас, и т. д. и т. п. Это далеко не полное перечисление иллюстрирует разнообразие научно-фантастических произведений и, значит, множественность ветвей современной научной фантастики.
И тут сразу же необходимо оговориться. В этом разнообразии ветвей и направлений современной научной фантастики есть одна ветвь, которая, в свою очередь, дробится на множество веток и веточек, противостоящих всему остальному. Эта ветвь современной фантастической литературы, к которой трудно приложить понятие "научно-фантастической" именно в силу того, что она не имеет корней и истоков в современных научных воззрениях, в передовой философии и социологии, не вытекает естественно из требований гуманизма, который постепенно завоевывает место в качестве одного из важнейших нравственных критериев современной эпохи.
Как только в фантастическом произведении теряются связи с реальными корнями окружающей действительности, оно превращается в нагромождение бессмыслиц, фантасмагорию ужасов и трюков ради них самих, открывает дорогу нечеловеческой ненависти и чертовщине. Эти явления наблюдаются в ряде произведений зарубежной фантастики; как правило, они связаны с отрывом от передовой науки, философии, социологии века, с отрывом от идей гуманизма-того главного, на чем могут устойчиво покоиться человеческие отношения в сложную и противоречивую ядерную эпоху. "Фантазия, рожденная безумием, производит на свет чудовищ" — это заметил еще Гойя.
Итак, складывающийся в настоящее время новый жанр литературы — жанр научной фантастики — объединяет целый поток произведений различной формы и характеризуется следующими основными признаками: 1) присутствие элементов фантастичности в ситуации, развитии событий, действующих лицах и т. д., причем эта фантастичность представляет собой экстраполяцию в пространстве и во времени, идущую от современных научных, философских, нравственных, социальных идей и представлений; 2) основным героем современного научно-фантастического произведения является человек обычный или необычный, оказывающийся чаще всего в необычной ситуации; и развитие сюжета служит раскрытию внутренних черт этого героя, особенностей его характера, показу динамики развития последнего; 3) "острая сюжетность", динамичность коллизии, лаконичность, занимательность; последняя складывается из приключенческих элементов, наличия загадок, неожиданной развязки, всего того, что до последней страницы держит читателя в напряжении, заставляет его думать и как бы активно участвовать в развитии описываемых событий; 4) особое положение произведений на стыке литературы и науки; в этом некоторые черты сходства данного жанра с жанром научно-художественным, с которым его связывает и существование произведений промежуточного типа, таких, как например "Плутония" В. А. Обручева.
Разумеется, перечисленные общие признаки в разной степени присутствуют в конкретных научно-фантастических произведениях, но в большинстве позиций этого жанра все они или большинство их в той или иной форме могут быть фиксированы.
Ну, а как же с фантастикой как методом? Тут приходится возвратиться к аналогии, с которой был начат этот разговор, — к аналогии с комедией. Комедия — жанр, а использование комического в произведениях разных жанров — это метод. Подобно и с фантастикой. Научная фантастика-это жанр, сравнительно молодой литературный жанр, который еще продолжает складываться, а вот использование фантастического — фантастических допущений, фантастических ситуаций, героев — это литературный прием, метод. Этот метод является значительно более старым, чем жанр научной фантастики. И, подобно тому как в различных жанрах может использоваться комическое, так в различных жанрах с древнейших времен используется и фантастика. Она лежит в основе мифов и легенд, религий, сказок, фантастических баллад средневековья, рыцарских романов, романов-утопий и множества других произведений. Этим приемом авторы пользовались в разных целях и с разным эффектом. Фантастами были и Свифт, и Мор, и Данте, и Чапек, с его "Войной с саламандрами", однако в произведениях всех этих авторов отсутствует ряд признаков, определяющих жанр научной фантастики.
Возможный взгляд на фантастику в целом как на определенный литературный прием, использовавшийся еще в далеком прошлом и применяемый многими авторами и сейчас, даже и в нефантастических произведениях, не снимает вопроса о жанровой принадлежности произведений фантастической тематики. Здесь сказывается просто недостаток теории: классификации фантастических и научно-фантастических произведений еще нет. Огромное количество фантастических произведений, созданных человеком за два с половиной тысячелетия, по-видимому, может быть уложено в ряд жанров, характерных для разных эпох. Одной из ветвей раскидистого "генетического древа" фантастических произведений и является жанр научной фантастики.
P.S. Автор достаточно ясно дал понять что такое жанр фантастика, а что такое ф. метод? Я с ним полностью согласен. Фантастика это молодой жанр.
|