— Тупик!
— Теперь мы пропали.
— Думаю, господа, — улыбаясь сказал дон Баррехо, вкладывая шпагу в ножны, — что занимательная сцена закончится именно здесь, в этом глухом тупике.
— Положитесь на меня и увидите, какую партию я разыграю в Пуэбло-Вьехо!.. Сеньор фламандец, у вас есть сигары?
— Кубинские, да еще из лучших.
— Дайте мне одну, а сами закурите другую. Боже мой!.. Как хорошо — подымить, подставив луне бороду.
В это мгновение в тупиковой улочке появились двое солдат с алебардами и двое — с аркебузами. Раздался повелительный голос:
— Сдавайтесь или откроем огонь!..

Ни гасконец, ни Мендоса, ни тем более фламандец ничего не ответили.
Они спокойно стояли один против другого, раскуривая — как обычные, мирные горожане — длинные кубинские сигары, ожидая удара колокола, с которым можно отправляться спать.
— Сдавайтесь или мы откроем огонь! — во второй раз крикнул старший.
Гасконец обернулся, выпустив в воздух облачко ароматного дыма.
— Простите, кабальерос, — сказал он, ступив в полосу лунного света, падавшего в промежуток между двумя коньками крыши, — вы это нам?
— Разве вы не те бандиты, что разгромили таверну «Эль Моро»? — спросил старший, направляя свою алебарду на гасконца.
— Что это вам взбрело в голову, кабальеро? — возмутился гасконец. — Назвать меня бандитом? Разве вам не известно, что перед вами стоит благороднейший дон Арамехо де д’Алкала и Аликанте и Бермехо де лос Анхелос и…
— Значит, мы потеряли следы этих мошенников, — сконфузился старшина дозора. — Вы тут не видели бегущих людей?
— Мы слышали торопливые шаги в той стороне улицы, — ответил Мендоса.
— Сеньоры, вы здесь живете?
— Вот в этом самом доме, что находится прямо перед вами, — вступил в разговор фламандец.
— Братва, — сказал солдат, обращаясь к своим товарищам, — надо начинать охоту заново. Спокойной ночи, кабальерос!

© Эмилио Сальгари

— Буэна ноче, кабальерос, — произнес слащавым голосом дон Баррехо.
— Что вы здесь делаете? — спросил один из трех стражников.
— Пою серенаду своей красотке, — ответил гасконец. — Знаете, это роскошная кастильянка; глаза ее сверкают, как звезды, а…
— Кто такая?
— Тихо, тихо, тихо, господа стражники. Нельзя быть слишком любопытными, когда в дело замешана женщина, особенно такая прекрасная, как моя. О, если бы вы видели, как волосы обрамляют ее чудесную головку!.. Если бы великий Веласкес, наш славный живописец, был еще жив, он бы без памяти влюбился и, вне всяких сомнений, создал бы чудесную картину. А что за кожа у моей звезды… Кубинские креолки могут сгореть со стыда… Это первые лучи утренней зари!.. А ее руки? А ее зубки?.. Чисто рисовые зернышки, клянусь вам шпагой моего покойного отца.
Фламандец прилагал отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться, а трое стражников остолбенело глазели на гасконца, не прекращавшего воспевать волшебные красоты своей мнимой возлюбленной.
— Но… — попытался вставить слово самый старший из стражников, начинавший уже терять терпение.
— Никаких «но»!.. Или вы осмелитесь поставить под сомнение красоты моей сеньориты? Не вздумайте, потому что я из настоящих кабальеро: когда речь заходит о защите дамы сердца, я не испытываю страха даже перед двумя полусотнями.
— Не собираюсь возражать вам, хотя лично мне кажется невозможным, чтобы подобная красотка жила в такой халупе.
— Остановитесь!.. Не оскорбляйте дворец моей возлюбленной!

© Эмилио Сальгари