Викеша тяжко вздохнул и закатил глаза. Ужас, ужасный ужас. Тринадцатая палата, странный агрегат на лежащей бревном ноге, плывущие перед глазами белые стены, острый мутящий запах… -Как я сюда попал? – спросил, не открывая глаз, Викеша. -Ты-то? Ха! А чёрт тебя знает! -То есть? -А вот мы проснулись и ты тута уже. Со всеми этими своими… причиндалами железными. -Мы? – Викеша открыл глаза и, не поворачивая головы, попытался оглядеть палату. -Ну да. Я, Достоевский, Пузырь, Саня и шкаф, — Наполеон почесал небритый подбородок. «И шкаф». Отлично. Просто замечательно. -Какое сегодня число? – снова спросил Викеша, пытаясь не вдаваться в подробности внутрипалатных взаимоотношений. -А чёрт его знает! – снова рассмеялся Наполеон. – Сань! – крикнул он кому-то. – Что сегодня за день-то? -Очередной куцый бесполезный и никому не нужный, — донёсся чей-то хриплый голос справа. -Я тебя не спрашивал! Саня! Ты здесь хоть? Сань! По палате как-будто пробежал ветерок. Брал он своё начало не из окна, в разъёме которого полыхало солнце, а именно из палаты. Из самого его нутра. Хотя Викеша грешил на сквозняк со стороны двери. -Сань, хорош дурака валять! – прикрикнул Наполеон, поправляя панаму. Ветер пролетел возле Викеши, вздымая одеяло и растрёпывая волосы, а потом внезапно стих. Почти сразу же после этого позади Викеши раздался мягкий и бархатистый голос: -Четырнадцатое августа, — сказал он. -Ага, — Наполеон кивнул, — видал-то новенького? Викеша сглотнул и вновь обвёл глазами доступное ему пространство палаты – никакого собеседника там не было. Ну, кроме здорового платяного шкафа, стоящего у дальней стены. И ветер. Откуда? -Да. Не повезло ему. Хотел солнца, песка, моря, а что получил? — снова зазвучал бархатный голос. -Говорю ж – неудачник! – Наполеон заулыбался и хлопнул себя по колену. Вновь подул ветер, заколебались занавески на зарешоченном окне. -Саня, ты куда? – спросил его Наполеон. Но ответа не последовало. Тогда старик крякнул и, похлопывая себя по животу, поднялся с кровати. Викеша нахмурил брови и задался вопросом – не было ли у него какого сотрясения. -Что это было? – на всякий случай спросил он. Наполеон ответил не сразу. Для начала он подошёл к шкафу и подёргал его за дверцу, она не открывалась. -Чего лезешь? – раздражённо сказал хриплый голос из-за пределов видимости Викеши. – Захочет, сам откроется. -Да ты отстань! – махнул на него рукой Наполеон. – Молчи сиди! Потом старик немного посвистел и вернулся на Викешину койку. -Так, что ты там спрашивал? Викеша даже и не знал с чего начать. К горлу подступала тошнота, на лбу выступила испарина, было худо. И ничерта не понятно. -Ой, что-то ты совсем бледный стал, — протянул Наполеон, хмуря брови. – Достоевский, поди-ка сюды. Послышались шаркающие шаги. Спустя несколько мгновений перед Викешей вырос бледный и худой, как скелет, тип в полосатой пижаме. На его небритом скуластом с впалыми щеками лице выделялись только ярко горящие глаза. Два тёмных провала, очерченных тёмными кругами, внутри которых трепетал огонь. -Принеси какую-нибудь посудину что ли, — сказал ему Наполеон. – Да побыстрее. Достоевский кивнул и снова скрылся из поля зрения. Викешу мутило, всё перед глазами начало меркнуть и пропадать, как тут со стороны дальней стены послышался громкий звук. С трудом Викеша разглядел, что дверцы платяного шкафа широко распахнулись, и внутри него…
|