14. В этой же рубрике «Felietony» в статье “Duch Orsona Wellesa/Призрак Орсона Уэллса” Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski рассказывает о фильме “Malpertuis” (реж. Гарри Кюмель, Франция-Бельгия-ФРГ, 1971) и делится мыслями, навеянными его просмотром (стр. 78).
Понятия не имею, видел ли «Рукопись, найденная в Сарагоссе» Гарри Кюмель, режиссер «Мальпертюи», но сходство этих двух фильмов поразительно. Впрочем, о копировании сюжетных решений, тематике произведения или даже настроения не идет и речи. Эта картина, как и шедевр Хаса, остается многослойным символическим произведением, подвешенным между серьезностью и гротеском, пронизанным тревожной мистикой, двусмысленными репликами и в то же время не распадающимся на части. При съемке онирических и символических вещей легко попасть в так называемую ловушку Линча, т. е. хаотический монтаж всего, что кажется крутым, в сплошную тарабарщину. Между тем, при всей своей визуальной красочности и странности концовок, «Мальпертюи» крепко свинчен и сколочен подобно шведскому полицейскому участку. Вдобавок появляется Орсон Уэллс в эпизодической, но чрезвычайно важной роли, это определяет атмосферу фильма – он смешно-страшный и обыгрывает собственное умирание.
Но уже первые сцены классифицируют и фильм, и его главного героя — голос маленькой девочки упоминает Алису из книги Кэролла и поднимает проблему различения реальности и сна. На заднем фоне пугает обязательный рисунок Бармаглота, поэтому можно прийти к выводу, что режиссер откажется в дальнейшем от буквальности. Ничего подобного. Путешествие Жана (Carrière), моряка, только что сошедшего с корабля, является повторением пути Алисы к норе. Вместо кролика у нас женщина в синем, вместо леса пришедший в упадок порт, сама нора оказывается борделем, а так как это история для взрослых, то печеньице -- ключ к другому миру -- заменяется ударом по голове.
Другой мир — это титульный Мальпертюи, дом без окон, населенный параноидальной бандой несчастливцев и управляемый столь же сумасшедшим Кассавом (Уэллс).
Он наполнен пылью, шорохом, криками и визгами. Тут есть отшельник, который живет под лестницей и заботится только о своей лампе, нелепый урод, который изо дня в день набивает чучела животных, три грымзы в черных одеяниях, парень, который делает всю грязную работу, но при этом носит котелок и перчатки, много чего еще, но и сам Жан тоже странный. Этот мореход – некая нереальная личность в нереальном месте, еще одно пятно странности. Нечеловечески красивый, словно вырванный из влажной мечты Геббельса, он контрастирует с грязью дома и живущих в нем людей.
Тишина на фоне шума, замкнутость в столкновении с агрессивной экспансией Мальпертюи, потоки, сталкивающиеся с развратом (в том числе эротическим) добавляют произведению еще одну, фрейдовскую, интерпретацию.
Мальпертюи — место, где никто не хочет жить и всем приходится делать это пока Кассав не прочитает завещание и не умрет. А в завещании указано, что ни один наследник не может покинуть дом, взамен он получит высокую ренту, а все наследство достанется тому, кто переживет остальных. Дальше все становится еще страннее. Вместо тела Кассава в гробу лежит статуя, убитые оживают, что, впрочем, никого не удивляет, а вязальные крючки превращаются в змей. Жан, конечно, не понимает, что происходит: он пытается позаботиться о сестре и радостно влетает в любовный треугольник между зловещей Алисой и загадочной Эуреалией, которая никогда не поднимает глаз. Выбор Сьюзан Хэмпшир на тройную роль явно предполагает, что речь идет об описании сложных мужских эротических увлечений: страсти, недоступности, невинности и так далее (еще один поклон от Фрейда).
Но хватит уже символики. «Мальпертюи», мне так кажется, пытается рассказать нам об опутывании, привязывании к месту и человеку, даже если он уже умер, о вхождении в роль, без осознания того, что это всего лишь роль. Обитатели дома забыли, кем они когда-то были – а они были чертовски красивыми – и злятся на тех, кто все еще пытается им об этом напомнить либо сознательно ищет свой путь в новой жизни. Ибо быть маленьким комфортно и отказаться от такой жизни труднее, чем стремиться к величию. Умирающий Кассав видел себя владыкой вселенной. Он действительно умер, но его призрак живет в Мальпертюи, невидимый и вездесущий. Воля человека, устроившего нашу жизнь, после его исчезновения обязует еще сильнее. Освобождение начинается с осознания самого себя.
Поэтому единственный, кто способен разгадать тайну этого места, — это Жан, немного святой, немного неумеха, чья отчужденность позволяет нам раскрыть правду о другой чуждости. Однако в своем стремлении раскрыть тайну он не понимает особой черты истины: в тот момент, когда мы ее познаем, она поглощает нас в качестве своей части. Только дураки могут быть свободными.
И я в очередной раз отдаюсь молчаливому давлению, зловещему ужасу, кошмару, лишающему меня возможности писать об искусстве – запрету на спойлерование. Нет ничего более раздражающего, чем идиотская манера предупреждать о спойлерах, прятать текст на интернет-форумах таким образом, чтобы его могли прочитать только те, кому этого захочется. Между тем написать о фильме, особенно художественном, не раскрывая сюжетных поворотов, узловых точек и даже финала, не напрямую, конечно, а с целью извлечения смысла произведения и интерпретационных подсказок, практически невозможно. Это как эротика без наготы, ужас без монстра, странное явление, позволяющее предположить, что ценность искусства заканчивается перечислением последующих событий. Между тем, смысл «Мальпертюи» невозможно понять, не вытащив на свет чрезвычайно последовательный, но удивительный финал.