Пилат отвечал: что я написал, то написал.
Евангелие от Иоанна, гл. 19, ст. 22
Можете считать меня святотатцем, но первым легенду об Иисусе Христе, (протоевангелие, логии, документ Q – не в названии дело), наверняка записал сам Змей-искуситель. И, разумеется, не просто так записал, а скрыл где-то в тексте воистину дьявольский соблазн пересказать историю по-своему – так, «как было на самом деле». Опять же неважно, как называется этот соблазн по-научному –гипнотическое внушение, подсознательная установка или НЛП. Важно, что на эту наживку клевали и продолжают клевать доверчивые искатели истины.
Правда, как раз дочери Евы среди них попадаются крайне редко. Возможно, змей сам переключился на сильную половину человечества, или, может быть, женщины стали умнее, научились распознавать его почерк. Зато особи мужеского пола валят к мормышке косяком. Даже в глубокой древности, когда любая попытка хоть на полшага отступить от канонической версии, (которая, кстати, тоже почему-то едина в четырёх ипостасях), запросто могла довести до костра. И хорошо, если только саму рукопись, а не на пару с автором.
Так вот, даже в древности апокрифических евангелий насчитывалось больше сотни. А уж теперь, в эпоху ремейков, сиквелов и фанфиков – и за всю жизнь не сосчитать. Тем более, не прочитать. Да, наверное, и не нужно. Разве только в том случае, когда собираешься сочинить собственную версию евангельской истории. Однако тут срабатывает второй пласт змеиного соблазна – начинающие евангелисты порой попросту не считают нужным ознакомиться с тем, что уже наворотили их товарищи по несчастью. А зачем? Неужели я сам во всём не разберусь?
И в результате они по надцатому разу изобретают велосипеды, открывают америки, доказывают теоремы Пифагора. Как будто не было никогда на свете ни «Трёх версий предательства Иуды» Хорхе Луиса Борхеса, ни «Слова» Ирвинга Уоллеса, ни «Царя Иисуса» Роберта Грейвза. Дэна Брауна, в конце концов, не было. Булгаков был, с этим не поспоришь, и на наше восприятие евангельских текстов он, безусловно, влияет. Но порой создаётся впечатление, что только он один.
Это затянувшее предисловие понадобилось мне потому, что Андрей Лазарчук на презентации своего нового романа «Мой старший брат Иешуа» тоже заявил, что, работая над книгой, не обращал внимания на современную беллетристику, а использовал исключительно первоисточники. Откровенно говоря, в перечисленных им трудах я ни одного знакомого имени, за исключением Иосифа Флавия, не услышал. Но как-то сразу уяснил себе масштаб проделанной автором работы и солидный уровень изученной при этом литературы. Так, может быть, этого и достаточно? Стоит ли забивать себе голову сомнительными идеями дилетантов, ничуть не лучше тебя знакомых с выбранной темой?
Пожалуй, на этот вопрос нельзя ответить раз и навсегда, установив какое-то общее правило, своего рода литературный закон. Можно лишь попытаться определить, был ли прав автор в данном конкретном случае, удалось ли ему написать настолько яркую, оригинальную, самоценную книгу, что ей уже не страшны никакие сравнения и не нужны никакие отсылки. И всё равно это будет лишь частное, субъективное мнение, основанное исключительно на ощущениях и не подтвержденное серьёзными доказательствами. Впрочем, иначе в литературе и не бывает.
А моё мнение таково, что роман А.Лазарчука интересен в первую очередь именно в перекличке с другими подобными произведениями. Автор где-то попадает в резонанс с коллегами, где-то, наоборот, оказывается в противофазе с ними, и на выходе получается прелюбопытнейшая интерференционная картинка восприятия евангельской легенды нашими современниками. Заранее соглашусь с тем, что книга такого признанного мастера достойна отдельного, персонального разбора. Однако сравнение её с другими произведениями со схожей тематикой даёт всё же больше пищи для размышлений.
Сам роман представляет собой якобы перевод древней рукописи, содержащей воспоминания младшей сестры Иисуса Деборы о своём брате. Помимо всех прочих преимуществ такого решения, автор, ведя повествование от лица слабо разбирающейся в политике женщины, получает ещё и редкую возможность в особо спорных местах невинно захлопать ресницами:
«События происходили именно так и именно в такой последовательности, но почему они так происходили, какие колесики за какие зубчики цепляли, я не знаю».
Но, да простит меня автор, но буквально с первых же строк трудно удержаться от сопоставлений, аллюзий, перекрёстного допроса свидетелей. С одной стороны, это классическая традиция, по крайней мере, одно из канонических евангелий точно написано от лица человека, близко знавшего Христа – апостола Иоанна. Да и остальные тоже приписываются апостолам, либо, на худой конец, их ученикам.
С другой стороны, и современные авторы – «для пущей убедительности» – вкладывают свои идеи в уста родственников и сподвижников Иисуса. Так, например, в «Слове» И.Уоллеса фигурируют мемуары Иакова Праведного, брата Христа. В «Евангелии от Иуды» Генрика Панаса – сами понимаете, чьи. А «Евангелие от Афрания» Кирилла Еськова содержит воспоминания начальника тайной стражи прокуратора Пилата.
Правда, сам Афраний упоминается только в «Мастере и Маргарите», но это не принципиально – должен же был кто-то у Пилата ведать тайным сыском. Почему бы не дать ему уже примелькавшееся имя? Кстати, у того же Уоллеса в дополнение к «Евангелию от Иакова» приводится и докладная записка некоего Петрония, офицера римской гвардии, о казни Иисуса. Опять тенденция.
Но важно всё-таки другое. В первой части книги К.Еськова содержится подробный разбор загадок и противоречий между отдельными евангелиями, которые дружно и успешно разрешаются мемуарами Афрания. Каковое обстоятельство ещё раз напоминает читателю о том, что вся эта история выдумана самим автором. А у И.Уоллеса оба документа, разрекламированные как величайшая находка в истории археологии, на поверку оказываются фальшивками.
Учитывая эти аналогии, авторское предисловие к книге А.Лазарчука, где он пытается убедить читателя, будто бы рукопись Деборы существовала в действительности, выглядит довольно бледно. И очень даже может быть, что Андрей лукавил, утверждая, что не читал произведений современных авторов, пашущих на евангельской ниве. Не случайно же в окончательный вариант романа не вошёл фрагмент, рассказывающий об истории находки рукописи. Довольно-таки живо и увлекательно написанный фрагмент, между прочим, явно добавивший бы книге динамизма. И всё же А.Лазарчук его вычеркнул. Стало быть, опасался вызвать у читателя нежелательные аллюзии.
Впрочем, возможен и другой вариант. Не исключено, что писатель сознательно пошёл на засушивание текста, отказавшись от стандартных приёмов остросюжетной литературы, дабы все эти перипетии не заслоняли главного в книге – авторскую гипотезу о личности и тайне рождения Иисуса. Хотя меня, например, больше сбивали с толку издержки стилизации – искажённые, или, наоборот, максимально приближенные к первоначальному звучанию имена и названия. Иногда приходилось напрягаться, чтобы сообразить, о ком и о чём идёт речь. А как раз те, кому непривычные имена не мешают, вряд ли сумеют оценить и революционные идеи автора. Тогда для кого он старался? И не знаю, утешит ли А.Лазарчука тот факт, что псевдоветхозаветные диалоги персонажей Р.Грейвза утомляют ничуть не меньше.
Следует признать, что и антистилизация, осовременивание языка не всегда идёт на пользу тексту. Когда у Г.Панаса Иуда оперирует понятиями, принятыми в нынешних бизнес-кругах, это тоже несколько раздражает. Зато для героя К.Еськова профессиональный жаргон сотрудника спецлужб вполне оправдан. Госбезопасность – она и в древней Иудее госбезопасность. Напротив, иногда эти словечки, знакомые читателю по детективным романам, помогают точнее понять замысел хитроумного Афрания. Так что и здесь универсального рецепта не выпишешь.
Хотя, если говорить не об отдельных словечках, а о стиле в целом, А.Лазарчуку удалось передать в своей книге уникальную поэтику и образность подлинных евангельских текстов. Не скопировать, а именно передать, другими средствами. Это впечатление усиливается ещё и блестящими афоризмами, оригинальными, авторскими, но также перекликающимися с другими литературными источниками. Например, такое высказывание:
«Никогда ничего не проси у незнакомых богов».
Трудно не заметить, что оно слеплено из двух знаменитых булгаковских фраз, но слеплено мастерски и идеально вписано в контекст. А дальше в книге встретится даже своеобразный аналог Нагорной проповеди, представленный как поучения некоего рабби Ахава. И, наверное, при желании можно откопать истоки и этих мудрых речений. Но так ли уж важно, кто первый высказал ту или иную идею?
«Ангел всегда слетает дважды», как справедливо заметил один из героев книги. Если не трижды, – хочется добавить от себя.
Дело в том, что гипотеза, ради которой автор отказался от внешних украшений и превратил первую половину книги в вольный, то есть, переработанный и исправленный пересказ Иосифа Флавия, она… как бы поточнее выразиться? В общем, ангел с ней кое к кому уже прилетал. Я бы даже, скорее, удивился, что прилетал он так редко. Идея-то ведь лежала на поверхности: евангелия не врут, Иисус действительно был царём иудейским, а Мария – жена Иосифа Обручника – непорочной девой. Но чтобы осознать эти простые истины и связать их с другими фактами – да, тут необходимо поистине божественное озарение.
И первым, (во всяком случае, по тем данным, что удалось раскопать мне), озарило Роберта Грейвза. У него Иисус – внук царя Ирода и реальный претендент на иудейский престол. Якобы Антипатр, сын и наследник Ирода, обвенчался с девицей Марией, происходящей также из какого-то царского рода. Ей-богу, лениво объяснять, каким образом этот брак укреплял позиции Антипатра. Собственно, именно такими объяснениями А.Лазарчук и испортил впечатление от первой половины своей книги, (равно как и Р.Грейвз – от своей). Но из высших государственных соображений венчание было тайным, и беременную жену быстро спихнули пожилому плотнику Иосифу со строгим наказом беречь её и ни о каких глупостях даже не задумываться. Потом, по наступлению лучших времён, тайну собирались открыть народу, но как это нередко случается, лучшие времена так и не наступили.
Весьма возможный, кстати, вариант, вполне в духе ветхозаветных традиций. Праотцы Аввакум и Исаак тоже не гнушались подобными хитростями. Но с точки зрения нашего современника история получалась грязненькая. Не случайно же Дэн Браун, озарившийся следом за Грейвзом и, насколько я понимаю, непосредственно от Грейвза, эту версию в «Коде да Винчи» не использовал. Зато другую идею очень ловко приспособил для своих нужд.
Опираясь на фразу из апокрифического Евангелия от египтян «Я пришёл разрушить дела Женщины», Грейвз считал, и, по-видимому, искренне, что одной из основных, если не главной целью Христа была борьба с языческим культом Астарты, богини-Матери, мешающим иудеям поклоняться единому богу Яхве. А Браун поменял полюса и представил Иисуса, наоборот, сторонником этого культа, возвращающим народ к изначальным верованиям. И, стало быть, он не просто нахватался по разным источникам более или менее сенсационных идей, как многие, и я в том числе, полагали, не просто удачно их скомпилировал, но в какой-то степени ещё и творчески переработал. Молодец, ничего не скажешь.
Но и Лазарчук тоже молодец. Его версия рождения Христа, во-первых, оригинальна, во-вторых, изящна и, в-третьих, не отдаёт таким душком, как у Грейвза. Гениальное в своей простоте решение: дева Мария просто воспитала сына Антипатра, рождённого другой женщиной, слишком известной, чтобы скрыться с ребёнком от врагов её мужа.
Помните ещё про ангела, который слетает дважды? Так вот, не с одной Марией приключилась такая странная история. Её двоюродная тётя Елизавета чуть раньше тоже получила аналогичный подарок – другого сына Антипатра, уже не от жены, а от наложницы. Тот, кто эту акцию организовал – не бог, естественно, а резидент парфянской разведки Оронт – решил подстраховаться, чтобы в случае форс мажора безболезненно перейти к плану «Б», раскручиванию будущего пророка Иоанна. Кстати, вы, наверное, будете смеяться, но парфянскую разведку поминают добрым словом, кроме Лазарчука, ещё и Грейвз с Еськовым. Я же говорю, забавная картинка вырисовывается.
Правда, как разведчик разведчику, должен сказать, что здесь Оронт немного перемудрил. Если план «А» провалится, то рано или поздно компетентным органам станет известно и о существовании запасного варианта. Это с одной стороны. А с другой, почему-то до Лазарчука никто из толкователей Священного Писания не задумывался над тем, что Иисус и Иоанн – родственники. И они просто не могли до той памятной встречи на берегу Иордана ничего не слышать друг про друга. Следовательно, это тоже была инсценировка. Они изначально действовали в связке, так что идея Еськова об устранении Иоанна как конкурента Иисуса крайне сомнительна.
Интересоваться личными, интимными подробностями жизни человека вообще-то не принято, но, поскольку Браун всё равно уже проболтался, можно немного поговорить и о Марии Магдалине. У Лазарчука она тоже становится женой Иисуса и даже рожает ему детей, но какой-то значительной роли в сюжете они не играют. По версии Панаса, Христа и Магдалину связывали чисто платонические отношения. А Грейвз в этом вопросе придерживается почти канонических взглядов. То есть, Иисус у него тоже женится, но на Марии из Вифании, сестре Лазаря. Но и с ней дальше разговоров о детяхдело не продвинулось. А Магдалина по Грейвзу – действительно блудница, служительница культа Астарты. И только Еськов остался к этой женщине равнодушным. Что ж, его право, всё равно никакой закономерности и здесь вывести не получается.
Ещё из любопытных параллелей следовало бы отметить стремление почти каждого автора оправдать кого-нибудь из действующих лиц трагедии. Булгаков заступается за Пилата, Лазарчук – за Ирода, Панас – за Иуду. Даже Еськов, при всей несерьёзности, буффонаде, гротесковом характере его версии, между делом успевает отмазать Петра от обвинения в предательстве. Одного лишь Каиафу никто защищать не желает. Не любят у нас первосвященника. Как евангелисты приговорили, а Булгаков утвердил, так и повелось. И не похоже, что в ближайшее время что-то может измениться.
Да и в том, что последователи Христа исказили его учение, его цели и всю его жизнь – не важно, в собственных интересах или по просьбе третьих лиц – авторы уверены так же единодушно. И в этом как раз ничего странного нет. Стоило ли иначе сочинять такие пространные книги о «настоящем» Иисусе?
А вот цели Христа каждый автор представляет по-своему. У Еськова он – простой проповедник, основатель мирной религиозной секты, тайно, (в том числе и для него самого), поддерживаемый римской администрацией как противовес воинственным саддукеям и ессеям. У Грейвза – царь иудейский, претендующий не только на престол, но и на звание Мессии, ратующий за очищение иудейской религий от тлетворного влияния язычества. У Панаса – тоже изначально мирный человек, волей случая оказавшийся предводителем, скажем так, народно-освободительной армии Иудеи. Ибо сказано в Писании: «Не мир пришёл Я принести, но меч». При этом Иисус прекрасно осознаёт, что оказался заложником ситуации, что вовсе не этого добивался своими проповедями, но не может бросить поверивших в его святость людей и продолжает плыть по течению, пока не гибнет после неудачной попытки захватить Храм Иерусалимский. И совершенно неожиданно он оказывается наиболее близок к тому Христу, которого показывает нам Лазарчук. Вплоть до того, что и здесь апостолы оказываются командирами подразделений армии Иисуса. Правда, у Лазарчука эта армия без боя входит в город. Но в дальнейшем всё равно вынуждена сразиться с храмовой стражей, а затем и с легионерами Пилата. И опять Христос ничего не может, да и не пытается изменить. В этом, наверное, главная слабость романа «Мой старший брат Иешуа». Не знаю, как кому, а лично мне герой, покорно принимающий все удары судьбы, как-то мало интересен. Пусть даже в том хитросплетении интриг и столкновении интересов различных религиозных группировок Иисус, скорее всего, и не мог оставаться самостоятельной фигурой.
Куда предпочтительнее в этом смысле выглядит Иисус у Еськова. В результате предательства – Иуды, естественно, который к тому же предал ещё и своего непосредственного начальника, шефа римской тайной службы Афрания – а также стараниями Синедриона глубоко мирный проповедник, призывающий к любви и всепрощению, объявлен государственным преступником. И прокуратор Пилат не может открыто вмешаться и отменить казнь. Такое вмешательство будет равносильно признанию в том, что Иисуса давно уже курирует ведомство Афрания. Но и начальник тайной службы не может допустить, чтобы плоды многолетних усилий пошли прахом. Не столько из симпатии к Иисусу, сколько из стремления сохранить лицо, он придумывает трюк с ложным воскрешением. (Тоже довольно популярная гипотеза, хотя в художественной литературе она почти не используется). При этом и репутация проповедника ничуть не пострадает, даже наоборот. Через три дня распятый явится своим ученикам, как и предсказывали пророчества, а потом, когда легенда начнёт работать сама по себе, без его непосредственного участия, он сможет переселиться в какую-нибудь отдалённую часть империи и зажить там тихой, безбедной жизнью. Но Иисус отказывается участвовать в этой комбинации. Он не желает спасать собственную жизнь путём обмана доверившихся ему людей. И с этого момента предложенная автором весёлая игра в детектив неожиданно превращается в высокую трагедию.
Наверное, можно продолжать сравнения и параллели, но кое-какие выводы уже обозначились. Если принять за аксиому существование Христа как реальной исторической личности, то сочинения Иоанна, Матфея и иже с ними не стоит рассматривать как исчерпывающие, объективные и заслуживающие доверия источники информации. Не столько даже из-за многочисленных противоречий в них, сколько из-за того, что все евангелисты описывают события с одной стороны, такими, какими они представлялись ученикам Иисуса. И современные авторы имеют полное право анализировать, сопоставлять и создавать собственные версии. Но до сих пор никому не удалось предложить достаточно убедительную трактовку евангельской истории. Авторы, в основном, гоняют по кругу несколько более или менее правдоподобных гипотез, строя из них образ Христа, как дети собирают какого-нибудь робота-трансформера из конструктора «Лего». У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Но именно взаимозаменяемость деталей наводит на мысль, что они так и не приблизились к истине. К тому, что можно задним числом, в порядке обратной связи, признать истиной. Или хотя бы художественной правдой, что, в сущности, почти одно и то же. Ибо сказано у Лазарчука:
«Бог не слышит речей, потому что мы непрерывно галдим, но охотно читает написанное и иногда по написанному поступает. Нужно лишь писать так, чтобы он увлёкся чтением и забыл о своём обещании не вмешиваться в наши дела».
Но попробуем всё же быть оптимистами. Возможно, ангел прилетит ещё к кому-нибудь. И этот кто-то напишет такую книгу о Христе, которая снимет все вопросы, примирит всех спорщиков. А пока…
Пока на месте бога я бы, пожалуй, увлёкся книгой Кирилла Еськова.
цитировать
свернуть ветку
И потом я ж тебя предупреждала, что за «собственное лицо» надо платить. Так что наращивай шкурку
