Рассказ еще свежий, поучаствовал в конкурсе «Рваная Грелка», наград не огреб, зато поскандалил порядочно и насмешил тех, с кем у меня родственое чувство юмора 
ТРАНСГЕНА
«Три миллиона жизней — это плата за независимость?! Независимость от обязательств, от жадного до жизни потомства, требующего все больше и больше – всей этой шумной детворы, высасывающей твою кровь…»
Презерватив шлепнулся в унитаз.
Белая пасть глухо заурчала, пожирая суетливые хвостатые толпы так и не рожденных граждан.
Все равно им нет места на этой перенаселенной, полуголодной планете.
— Куда ты подевался, грязный неандерталец? — донеслось из спальни. – У тебя в постели завелась плохая девочка! Ее срочно нужно отшлепать!
Геннадий задумчиво смотрел в унитаз.
Он хотел детей. Но не желал им жизни, суть которой – ежедневная, отчаянная и унизительная борьба за кусок хлеба.
— Мяу! – обиженно протянул голос. – Я одна, пьяная и мне страшно!
Геннадий шагнул назад, в спальню.
Это сейчас – спальня. Стоит нажать виртуальную клавишу на панели управления – кровать втянется в стену, обернувшись шкафом, и комната станет гибридом кухни и столовой. Еще одно нажатие, и это — гостиная или ванная. Что говорить — плотность заселения в этом районе колоссальная.
Еще повезло, что удалось попасть в элитный проект «Гиперион», в ряды тех, кого считают надеждой озверевшего от голода человечества. Теперь он сыт, у него есть дом и на него с вожделением смотрит подруга – она счастлива, что удалось выхватить такой счастливый билет.
— Иди ко мне… — прошептала Надя, издавая воркующие плотоядные звуки, от каких мужчины теряют рассудок.
Если бы она знала, какие неразрешимые задачи терзают измученное сознание, не давая расслабиться ни на минуту, не оставляя даже ночью…
Он нырнул под прохладное одеяло, обнаружив под ним нечто горячее, волнующее, заставляющее забыть все эти параноидальные страхи.
— Давай сделаем маленького… — прошептала Надя.
Его пронзило такое острое и неожиданное чувство, что он впервые в жизни обратился к небу с мольбой.
Пусть все задуманное получится, пожалуйста! Пусть этот проклятый эксперимент удастся – и мир, наконец, избавится от страха…
В лаборатории было не протолкнуться от желающих взглянуть на чудо, что скрывалось за стеклом специального лабораторного террариума. Но пока что его заслоняло широкое туловище босса.
Герр Бауман сиял, как рождественская елка. Еще бы: ему предстояла весьма приятная обязанность – представить миру открытие, грозящее перевернуть биологию с ног на голову.
Но главное – кардинально решить основную проблему человечества.
Геннадий скоромно стоял по левое плечо босса, с трудом сдерживая счастливую улыбку.
Похоже его молитвы, все-таки, услышаны. И чтобы теперь ни происходило – его имя навсегда впечатано в тот самый золотой список, что украшает все школьные учебники. Сотрудники лаборатории держались рядом, все еще не в силах поверить в происходящее. Конкуренты из лабораторий «3» и «7» тоже улыбались – и в этих оскалах с трудом пряталась профессиональная ревность. Геннадий старался не встречаться взглядом с Найком – своим главным оппонентом, которому предстояло сейчас испить до дна всю чашу поражения и позора.
— Я вижу среди вас журналистов. Право же, не знаю, стоит ли волновать общественность – возможно, это преждевременно… — Герр Бауман загадочно улыбался. Он со знанием дела оттягивал переход к конкретике. В конце-концов, на кону миллиарды.
— Нет–нет! — донеслось из толпы, суетливо моргающей фотовспышками. – Просим, господин Бауман, просим!
— Ну, ладно, — смягчился герр Бауман. – Даже не знаю с чего начать… Хм… Может, с погоды?
Шутка вызвала нервный смех публики: все знали, что погодные факторы стали одной из главных причин мировой продовольственной катастрофы. Резкая смена климатических поясов планеты перепутала все карты в руках сельхозпроизводителей. Одни культуры перестали расти в привычных местах, другие не желали приживаться в чуждых им почвах. Несколько глобально неурожайных лет – и человечество взвыло от голода и ужаса — в предчувствии еще больших бед.
Будь у Земли в запасе лет двадцать – проблему можно было бы решить более-менее цивилизованно.
Но уже сейчас, в наиболее пострадавших районах шли кровавые войны за пищевые ресурсы. Доходили леденящие душу слухи о том, что лидеры сильнейших держав пришли к сговору, и вскоре голодные бунты станут давить ядерными ударами, заодно сокращая число лишних ртов. Наверное, это преувеличение, но…
— Итак, господа, — сложив пухлые ладошки, задумчиво глядя в пол, заговорил Герр Бауман, — всем известно, что до некоторых пор наш исследовательский центр особо не жаловали — ни многочисленные общественные организации, ни, тем более, религиозные. Ибо всякого рода чистоплюи кривили нос перед радикальной генетикой, считая, что их собственное чистоплюйство само собой разрешит все проблемы…
Некоторые из журналистов неуверенно захихикали.
— Однако жареный петух, образно выражаясь, клюнул этих чистоплюев в их тощие зады, — продолжил герр Бауман. – Пожалуйста, без купюр – если я сказал «зады» – значит, так оно и есть. Всегда мечтал сказать перед прессой слово «задница». Особенно в отношении критиков и недоброжелателей проекта «Гиперион». Надеюсь, теперь мне никто не поставит этого в упрек…
Смех несколько оживил всеобщую атмосферу. Помещение исследовательского центра экранировано от сигналов как обычных, так и скрытых устройств связи, а потому многие из корреспондентов сердито скрипели авторучками и печатали на мобильных устройствах, чтобы передать информацию в свои редакции сразу же по выходу из охраняемой зоны.
— Итак, суть проекта «Гиперион», — герр Бауман сделал торжественную паузу.
Все замерли в ожидании. Только что-то отчетливо зашуршало за спиной босса, и раздался низкий протяжный рык.
Одна из журналисток ахнула и повалилась в обморок.
— Да, кстати, — заметил Геннадий. – Особо впечатлительных мы бы заранее советовали удалиться…
В глазах журналистов появился особый, нездоровый огонек. Всех просто трясло от нетерпения.
— Это не у меня в желудке урчало, — пошутил герр Бауман. Никто не засмеялся. – И, надеюсь, мы больше не услышим таких голодных звуков в желудках наших сограждан… Но вернемся к главной идее проекта. Как известно, генная инженерия давно бьется за выведение наиболее продуктивных и жизнестойких сортов. К сожалению, всех этих усилий оказалось недостаточно – и этому есть причина. Причина эта – в закостенелости мышления наших коллег. Они ставят костыли и подпорки заранее обреченным проектам. Какой смысл улучшать традиционные культуры, появившиеся в мире, которого давно уже нет?!
Геннадий незаметно сделал отмашку менеджеру. Тот активировал презентацию. На огромном виртуальном экране за спиной босса замелькали привычные по программам новостей картины катастроф и бедствий. Это всегда действует на и без того запуганную аудиторию.
Герр Бауман повысил голос, вкладывая в свою речь всю эмоциональность, на которую был способен. Надо отдать ему должное — в умении произвести впечатление ему было мало равных. Обычно это неплохо срабатывало на собраниях акционеров.
Сработает и сейчас.
— Парниковый эффект, таяние ледников, пустыни на месте лесов, и болота на месте пустынь, запыленность атмосферы, аномальная облачность и массовая гибель опыляющих насекомых – что способно выжить в этих условиях?
Зловещая пауза на фоне застывшей картинки истощенного африканского ребенка. Зрители замерли в ожидании ответа.
— Только один вид способен преодолеть все эти факторы, — сказал герр Бауман, и в голосе его послышались дьявольские нотки. – Человек.
Снова рычание и тоскливый вой из-за спины босса, и следом – всеобщий испуганный возглас.
— Что вы хотите этим сказать? – напряженно спросил кто-то? – Уж не предлагаете ли вы заняться каннибализмом?
Герр Бауман расхохотался:
— Что вы, господин хороший, побойтесь бога! А ведь именно такие упреки мы и слышали то и дело от наших оппонентов! О, нет! Все, чего мы хотели – это добиться от сельхозкультур такой же способности к приспособлению к меняющимся условиям, какая есть у нас с вами – я говорю про «хомо сапиенс». По нашему замыслу растение само должно осваиваться в любой климатической среде, искать пути к выживанию. Это и есть единственно возможный выход в создавшейся ситуации. Дать, к примеру, картофелю – подлинно человеческую волю к жизни!
Журналисты зашумели, выкрикивая вопросы. Герр Бауман поднял руку:
— Погодите! Вы все узнаете, давайте по порядку. Итак, мы давно уже научились пересаживать растениям гены других растений, гены насекомых. На каком-то этапе, это работало. Но пришло время кардинального шага. И мы его сделали. Пришла пора отдавать долги природе. И нам удалось то, чего не удавалось другим….
Снова любимая боссом театральная пауза.
— Господа, готов заявить официально: мы впервые произвели успешную пересадку картофелю генома человека, — просто сказал он и отошел в сторону.
Эффект был сильным.
Конечно, растение в застеленном террариуме на первый взгляд было всего лишь растением, но пышная речь босса здорово подготовила слушателей. Поток вспышек заливал террариум, и зеленые лепестки судорожно вздрагивали, защищая клубни.
Герр Бауман довольно улыбался. Наконец, когда первые эмоции стихли, он сказал:
— Спросите, почему именно картофель? Это просто: как максимально продуктивный вид в создавшихся условиях. Помимо общепринятого систематического наименования наш гибрид имеет и имя собственное. Поскольку в проекте задействован генофонд добровольца по имени Геннадий…
Геннадий неуверенно улыбнулся.
— …то и наше детище мы любовно назвали — Трансгена…
В этот миг зеленые заросли генно-модифицированного картофеля вдруг зашевелились – в стекло с ревом ударилась огромная картофелина, разделенная пополам жутко клацающей зубастой пастью.
Рука с дрожью щелкала пультом, и по экрану плыли заголовки информационных каналов.
«Нелюди в белых халатах».
«Чипсы-убийцы».
«Картофель атакует»...
«Кто же он – «Гиперион»?!
«Сожран картошкой!»
Это не просто провал. Это катастрофа.
Геннадий обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону, как сувенирный болванчик. Наполовину осушенная бутылка стояла у ног, разгром, и разбросанные по комнате вещи напоминали об ушедшей подруге.
Кто бы мог подумать тогда, что обыкновенные картофельные поля превратятся в поля сражений?!
Дикторша с округлившимися глазами, читала последние сводки:
— Сахара вновь охвачена яростными боями: агрессивные клубни темных сортов наступают со стороны Марокко, тесня менее стойкие сорта, закрепившиеся в Алжире. Военные еще не приняли решение, чью сторону поддержать благоразумнее: как известно, клубни отличаются крайним коварством и не чураются нарушать договоренности…»
Еще недавно такие новости могли бы показаться розыгрышем. Но в происходящем смешного было мало.
…Вначале все было похоже на сказочный сон: взлетевшие акции концерна, баснословные премии, интервью и телешоу, дикая популярность и – о, боги! – включение в число номинантов на Нобелевскую премию.
Гибрид прекрасно уживался практически в любых условиях. Он боролся за выживание в болотах и пустынях, безжалостно борясь с сорняками и холодом, насмерть запугивая насекомых и грызунов. Он ухитрялся находить воду, там, где ее не было испокон веков, отращивал листья, способные улавливать крупицы света – и распространялся по планете с колоссальной быстротой. Фермеры едва успевали производить уборку урожая — и миллиарды вопящих голодных глоток были, казалось, навсегда, заткнуты дешевым продовольствием.
На очереди была пшеница с революционным «человеческим» генотипом, и, казалось, самое время облегченно перевести дух…
Но случилось непредвиденное.
Поначалу происходящее казалось какой-то незначительной аномалией. Отдельные участки картофельного гибрида по неизвестной причине стали конфликтовать с соседними. Быстро выяснилось, что растения, хотя и имеют аналогично «подсаженный» участок человеческого генокода, тем не менее, ведут происхождение от разных сортов «традиционного» картофеля.
Кто-то из коллег, помнится, в шутку назвал это явление «картофельным расизмом».
Шутка-шуткой, но не прошло и месяца, как вспыхнула самая настоящая картофельная война. Первыми перешли в наступление гибриды раннеспелых сортов. Маленькие, но крайне агрессивные клубни переползали на участки еще не успевших сформироваться среднеспелых собратьев – и уничтожали их, захватывая территорию.
Непонятно, каким образом об этих поползновениях стало известно другим картофельным полям – но произраставший невдалеке позднеспелый картофель, проявив невиданную инициативу, мобилизовался — и принялся формировать клубни задолго до положенного срока. Фермеры растерянно сообщали, что клубни эти отличались крайне жесткой кожурой и повышенной агрессивностью.
А вскоре появились первые жертвы и среди фермеров…
…Геннадий отхлебнул из горлышка. Даже не скривился, когда отвратительная жидкость обожгла горло.
А ведь Найк со всей, присущей ему язвительностью, предупреждал об опасности специализации клубней на «съедобные» и «защитные»! Предупреждал об опасности скороспелых решений…
Только ведь так хотелось скорее добиться результатов!
И вот, его молитвы услышаны…
Но кем – уж не самим ли Сатаной?!
На экране мелькнули ужасающие кадры – какое-то кроваво-зеленое месиво. Слова дикторши с трудом пробивались в затуманенное алкоголем сознание:
— …Блокада десятой пехотной бригады продолжается. Клубни по-прежнему не выдвигают никаких требований…
— О, Боже! – вырвалось у Геннадия. Он чуть не выронил бутылку.
— …попавший в засаду взвод почти полностью уничтожен независимой картофельной группировкой крупных светлых клубней, предположительно сорта «Бернадетте». Выживший боец в настоящее время дает показания в полевом штабе. Внимание! Сейчас мы покажем список сортов, которые представляют наивысшую угрозу…
Он отставил бутылку, обхватил голову.
Это все от дьявола. Он просто не смог противостоять искушению. Стать героем – в два счета накормить человечество…
Он хотел сравняться с Богом – и поплатился за это.
— И снова у нас в студии эксперт, руководитель экстренного штаба по борьбе с агрессивным картофелем… Прошу вас, Найк…
С экрана смотрело знакомое лицо. Казалось, Найк видит его, спрятавшегося в темной комнате. Иначе, откуда в его глазах эта насмешка победителя?!
— Так что же, все-таки, случилось? – продолжала дикторша, обращаясь к гостю. — Как мог знакомый сотни лет овощ преподнести нам такой сюрприз?
— Мне-то, как раз кажется, что никакого сюрприза здесь не было, — не спеша, заговорил Найк. – Чего вы ожидали от растения, которому пересадили часть человеческой сущности?
— И чего же, по-вашему, нам следовало ожидать?
— Того же, что и от самого человека!
— Но…
— Смотрите: гены, отвечающие за способность к инициативе, адаптации, приспособленчеству – разве это не обратные стороны человеческого агрессивности и коварства?
— Вы действительно так считаете?
— И это далеко не все. Сколько самых разнообразных качеств может быть записано на одном участке человеческого ДНК? Здесь могут быть и зависть, и ненависть, и корысть, и гордыня…
— То есть, вы хотите сказать…
— …что картофелю, помимо всего прочего, привили обыкновенные человеческие пороки! И теперь, вместо того, чтобы мирно расти и ждать горячего фритюра, он жаждет изжарить во фритюре все, что иначе выглядит и мыслит!
— Позвольте, уж не думаете ли вы, что картофель обрел разум?
— Кто знает… Но мне кажется, если уж выбирать — чьи гены прививать несчастному растению, стоит вначале внимательнее присмотреться к самому донору…
Геннадий отпрянул от экрана.
Найк смотрел прямо в глаза – будто обращаясь непосредственно к нему.
Похоже на приговор.
— Что я наделал, господи? – бормотал Геннадий. – Верни все назад! Будто я и не просил ни о чем! Верни!..
В дверь позвонили.
— Нядя! – выдохнул он, вскочил и, пошатываясь, направился к двери. – Сейчас, родная, сейчас.
Ему даже в голову не пришло, что за дверью могут быть недоброжелатели из числа «зеленых» или просто родственники многочисленных жертв гибрида.
Он думал только о Наде..
Но на пороге стоял незнакомец. Чудно одетый, в длинном плаще, перчатках, шляпе, закутанный в шарф и при том — в больших солнцезащитных очках…
— Вы… Ко мне? – пробормотал Геннадий.
Незнакомец грузно шагнул через порог. Геннадий испуганно попятился.
— К вам… — странным голосом произнес вошедший.
«Вызвать полицию…» — лихорадочно подумал Геннадий, но гость не проявлял очевидной агрессии. Он просто прошел в гостиную и как-то нелепо, будто подломившись, упал в кресло.
— Может, плащ снимете? – робко предложил Геннадий.
Шляпа неловко мотнулась из стороны в сторону. Сев напротив, Геннадий вдруг в ужасе сжался: из-под грязных пол плаща торчала растрепанная зеленая ботва.
— Кто вы? – с трудом проговорил он.
Лишь после этого решился поднять взгляд к лицу визитера.
Из бурой щеки того торчал характерный белый картофельный «глазок».
— Вы сами дали мне имя… — донеслось из-под шарфа.
— Транс…гена? – пролепетал Геннадий.
Существо напротив кивнуло.
Это было похоже на белую горячку. Не стоило столько пить… Но и не пить, глядя на это – невозможно!
— А мы с вами похожи, — неожиданно заявил Трансгена.
Геннадий часто заморгал глазами и сказал – просто, чтобы не молчать:
— Еще бы – у нас часть генокода общая…
— И мы оба любим картошку, — добавил гость.
И мелко затрясся, будто в припадке.
Геннадий в ужасе выпучился на собеседника: трудно было поверить, что ЭТО умеет шутить!
— Между прочим, мы почти родственники, — заявил Трансгена.
— С этим трудно спорить, — пролепетал Геннадий. – Но… Какова цель вашего… э-э… визита?
Трансгена замер, и некоторое время сидел неподвижно. Затем медленно сказал:
— Не знаю… Разве что…
Он замялся, поерзал в кресле и произнес:
— Разве что, просто захотелось увидеть Надю…
Геннадий замер с отвисшей челюстью. Потянулся к бутылке.
— Да… — задумчиво проговорил Трансгена. – А ведь мы так и не успели завести детей.
Сказанное надо было как-то переварить. Геннадий сделал продолжительный глоток из горлышка. Сказал, задыхаясь:
— Какого черта! Откуда тебе знать про Надю? Ты же просто… Просто…
— Я не «просто», — чуть повысив голос, сказал гость. – Я часть тебя. И, наверное – лучшая часть…
Геннадий вскочил, опрокинув кресло. Фигура перед ним расплывалась в два неясных силуэта.
— Чем же ты лучше?! – пьяно выкрикнул Геннадий. – Ты – всего лишь растение, научившееся говорить! А я — твой создатель, Демиург!..
— Ты – всего лишь единичное смертное существо. А я – часть огромного организма, который, по сути, бессмертен…
— Это бред…
— …Можно уничтожить, сожрать часть того, что вы называете клубнями. Но вырастут новые, а следом придут другие – еще более совершенные…
Геннадий пятился, не слушая, бормоча себе под нос:
— Я создал чудовище… Боже мой – я создал чудовище…
А Трансгена уже поднялся и приближался, протягивая к нему нелепые руки в перчатках, с торчащей из рукавов ботвой.
— Чего ты хочешь, тварь?! – дрожащим голосом проговорил Геннадий.
— Надю… — проговорило чудище. – Хочу свою Надю…
— Уходи! – заорал Геннадий. – Нету Нади! Бросила она меня!
— Хочу! – тупо повторял монстр, надвигаясь нелепой глыбой.
Самое время порадоваться, что, благодаря программе городского уплотнения, гостиная объединена с кухней! Рука сама нашарила большой кухонный нож. Цепко схватив рукоять, Геннадий бросился на рычащую тушу…
Через минуту он понял, что просто потрошит большой мешок картошки вперемешку с зеленью. Фигура исчезла – остались лишь грязный плащ, набитый проросшими клубнями, шляпа, перчатки…
Дрожащими руками он вытирал пот со лба...
Неужели – безумие?!
— О, господи! Ты опять со своими экспериментами!
— Надя? – пробормотал он, подымая голову.
Девушка стояла над ним, с укором разглядывая чудовищный разгром, царящий в комнате.
— Ты… Вернулась?
— Теперь даже не знаю… — с сомнением проговорила Надя.
Геннадий вскочил, все еще сжимая в руке грязный клубень, и нервно, боясь упустить хотя бы секунду, забормотал:
— Прости меня! За все прости! Клянусь, я сделаю так, чтобы все вернулось… Нет, чтобы все стало лучше – много лучше! Да, да! Я знаю, что надо делать! Завтра же пойду к Найку – мы справимся, со всем справимся… И еще…
Он запнулся, но нашел в себе силы сказать:
— Давай заведем маленького…
Надя терпеливо выслушала его болтовню и, наконец, сказала:
— Хм… Хотелось бы тебе верить. Но я поставлю кое-какие условия…
— Любые условия, любые! – взмолился Геннадий.
Лицо Нади вдруг смягчилось, она улыбнулась и покачала головой:
— Нет… Ну их — эти условия… — она отобрала у Геннадия грязную картофелену, и грозно покачала ею у него перед носом:
— Об одном прошу: оставь ее в покое!
цитировать
А мне рассказ понравился. Спасибо!